ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО КАПИТАЛИЗМА С.С. Губанова:
Критический анализ
Теория государственного капитализма имеет очень большое значение. Это водораздел, который отделяет марксизм от сталинизма, и в то же время это необходимая составляющая возрождения марксизма, залог его очищения от деформирующего влияния сталинизма. На сегодняшний день теория государственного капитализма существует в нескольких вариантах. Причем далеко не все из них хорошо разработаны. Отчасти это следствие «советского» периода, которое все еще не преодолено. Марксисты, выступавшие с критикой официальной советской идеологии, не имели возможности свободно обмениваться мнениями. В результате кружки, а нередко одиночки разрабатывали теорию государственного капитализма в полной изоляции. Каждый культивировал свои взгляды на вопрос. Поскольку они бывали выстраданы, сформулированы тяжелым путем, их сторонники не спешили после распада СССР вступать в свободную дискуссию и уж тем более корректировать однажды занятые позиции. С другой стороны после распада СССР ни в одной из республик не сложилась влиятельная марксистская партия. Единая организация стимулирует дискуссии, поддерживает обмен идей, выравнивает взгляды участников. Но ничего этого не было. В результате сторонники теории государственного капитализма и дальше культивировали каждый свою систему. Некоторые из них представляют несомненный интерес и достойны критического анализа. Одну из таких теорий разработал С.С. Губанов – член Исполкома Объединенного фронта трудящихся России.
Теоретические построения Губанова ценны в первую очередь вниманием к экономической стороне дела. Он предложил следующую периодизацию развития капитализма: «Частный капитализм – это частнокапиталистическая собственность, частнокапиталистический доход преимущественно в форме прибыли и частнокапиталистический способ, ее, прибыли, присвоения.
Монополистический капитализм – все то же самое, только с более высокой, монополистической формой централизации: собственности, прибыли, присвоения.
Корпоративный капитализм поднимает уровень централизации еще выше, она перерастает отраслевое строение и превращается в межотраслевую, с еще большей консолидацией собственности, прибыли и присвоения.
Государственно-монополистический капитализм добавляет к корпоративному также и общегосударственный уровень централизации собственности, прибыли и присвоения.
Наконец, государственный капитализм устанавливает национализированную собственность, национализированный доход и общегосударственный способ присвоения такого дохода. Он экономически отрицает частнокапиталистическую собственность, прибыль и частнокапиталистическое присвоение (где нет прибыли, там не может быть и частного присвоения). Без отрицания прибыли посредством национализации народнохозяйственного дохода настоящего госкапитализма нет, тогда национализация превращается в пустую, чисто юридическую формальность, фикцию» («Что делать?» №16 (39) С.1).
По мнению Губанова наиболее развитые капиталистические страны к 1960-м гг. поднялись до государственно-корпоративной стадии. А высшая стадия была представлена в истории только Советским Союзом 30-50-х гг. Советские промышленные предприятия того времени почти не давали прибыли. Но часть созданной на них прибавочной стоимости государство закладывало в цену товаров розничной торговли и изымало в форме налога с оборота. Оттуда часть прибавочной стоимости возвращалась предприятиям в виде дотаций. В первую очередь это касается предприятий тяжелой промышленности, которая в годы первых пятилеток была планово-убыточной.
Однако дальше выясняются интереснейшие вещи. Советский государственный капитализм Губанов называет «своеобычным», «надстроечным» и «внеэкономическим». Рассмотрев организацию советской экономики, он пришел к выводу, что в ней никогда не был достигнут даже уровень корпоративного капитализма. Ничего подобного западным корпорациям, которые объединяют в единые технологические цепочки производство в нескольких отраслях, в СССР никогда не было. Предприятия были формально национализированы, но не знали, что такое вертикальная производственная интеграция. Основным звеном экономики всегда оставалось отдельное предприятие. Здесь очень важное отличие взглядов С. Губанова от широко известных в СНГ теорий английского марксиста Т. Клиффа. Клифф полагал, что советская экономика работает как единая фабрика. Губанов настаивает, что она и близко к этому уровню не подошла. Это, несомненно, более плодотворный подход, так как он позволяет объяснить анархию производства в СССР.
В этом месте возникает закономерный вопрос: как СССР мог вступить на более высокую стадию капитализма, не имея для этого экономических оснований? Для ответа С. Губанов и использует определение этого госкапитализма как надстроечного. Он держался и внедрялся лишь благодаря политике правящей партии. При этом С. Губанов не впадает в иллюзии и прямо пишет, что советские руководители не понимали, что делают: распространяя ложь о построении социализма они на самом деле интуитивно вводили сверху госкапитализм. «Таким образом, государственно-капиталистические начала поддерживала политическая надстройка, тогда как частнокапиталистические начала коренились в экономическом базисе» («Что делать?» №17 (40) С.2). С. Губанов четко различает формальную и реальную национализацию и подчеркивает, что первая в СССР преобладала. Наконец, он ставит жесткий диагноз: «Ничто, кроме плана, не держало народнохозяйственного расчета. Без преобразования базиса (а индустриализации и коллективизации для того мало, ибо требовалась еще межотраслевая, вертикальная интеграция с целью максимизации национализированного капитала) политическая надстройка рано или поздно должна была прийти в соответствие с экономическим базисом, т.е. частнохозяйственным расчетом» («Что делать?» №17 (40) С.3). Поскольку в руководстве СССР никто этого не понимал и не мог предпринять сознательных действий, рекомендованных Губановым, финал советского общества был предрешен. В государство и партию постепенно проникли представители интересов частнохозяйственного базиса, и Советскому Союзу пришел конец. Здесь нужно уточнить, что по Губанову речь не идет о проникновении в органы власти частного капитала в юридическом смысле. Речь идет о росте влияния групп, связанных с директорами государственных предприятий – юридически государственных, а по экономической сути частных.
Внешне эта теория выглядит стройно, однако не свободна от противоречий. Если СССР не достиг по экономическим критериям стадии государственного капитализма, как ее определил Губанов, то на каком основании можно говорить, что он вошел в эту стадию? Ведь по Губанову основа государственного капитализма – вертикальная интеграция труда и собственности. Если национализированный доход, отрицающий частнокапиталистическое присвоение, должен быть результатом вертикальной интеграции, развития корпораций и государственного участия в экономической жизни, то нет ли оснований думать, что в СССР имело место качественно иное явление? Наконец, единственным экономическим признаком государственного капитализма по Губанову оказывается налог с оборота. Можно ли только на основе одной лишь специфической налоговой политики говорить о государственном капитализме? Вопросы эти не находят убедительного ответа.
Еще хуже обстоит дело с классовым анализом советского общества. Этот блок у Губанова практически не разработан. Советское государство он определяет как совокупного капиталиста и говорит о сохранении эксплуатации в СССР («Что делать?» №21 (44) С.1). В то же время он пишет, что политические начала советского государственного капитализма воплощались в «советской власти, как власти трудового большинства» («Что делать?» №21 (44) С.1). Это заявлено в одной и той же статье! Сказано также, что советское государство исключало «нетрудовое накопление и потребление» («Что делать?» №21 (44) С.2). Как же это могло быть, если в СССР сохранялась эксплуатация?
В другой своей работе С.С. Губанов заявляет: «Оценка эволюции Советской власти: смещение от рабоче-крестьянской диктатуры к диктатуре партийного аппарата, а затем к единоличной диктатуре» («Что делать?» №19 (42) С.2). Дать ей классовую оценку он не считает нужным. Потому остается загадкой, опиралась ли она на трудовое большинство или на совокупного капиталиста. Правда классовую природу ВКП(б)-КПСС Губанов определяет более внятно: «Превращение из партии социализма в партию сначала лишь верхушечного, надстроечного госкапитализма, а затем – в партию частного капитализма» («Что делать?» №19 (42) С.2). Как видим, государство и сросшаяся с ним партия получают у Губанова весьма неоднозначные оценки. Мягко говоря, это непоследовательность.
Продолжая свои шатания Губанов пишет о процессе «обуржуазивания» КПСС и Советов, который и привел к перестройке. Правда, слово «обуржуазивание» он пишет в кавычках. Но это не снимает вопросов. Если ВКП(б) еще при Сталине превратилась в партию государственного капитализма, то о каком дальнейшем обуржуазивании может идти речь, если эта партия уже стала буржуазной?
С нашей точки зрения Советская власть и вместе с ней правящая партия разложились уже в 20-е годы. Власть советов превратилась из диктатуры пролетариата в диктатуру государственной буржуазии. А затем в 1936 году этот новый режим покончил с Советской властью даже формально. По принятой тогда конституции советы превращались в аналоги буржуазных парламентов.
Дальше - больше. С. Губанов по-видимому просто отрицает классовую борьбу в СССР. Он полемизирует с одним из своих адресатов, который пишет: «Диспропорция и инфляция порождали нищету трудящихся классов и обострение классовой борьбы». В ответ на это Губанов заявляет: «Верно, диспропорции и инфляция порождали обострение классовой борьбы, только не со стороны рабочего класса, а со стороны хозрасчетной и «теневой» буржуазии, спекулянтов, посредников и т.д.» («Что делать?» №21 (44) С.3). Здесь Губанов открыто покидает классовую точку зрения марксиста и становится на сторону эксплуататора – совокупного капиталиста. Из реальной советской истории хорошо известно, что именно обострение диспропорций и инфляции, ухудшение жизненных условий толкало рабочий класс на забастовки. Так было в 1932 г. в Иванове, так было в 1962 г. в Новочеркасске. И это далеко не единственные случаи. Просто приводимые примеры лучше всего изучены историками.
Из этого вытекает один вывод. С. Губанов не смог полностью преодолеть иллюзии, выработанные сталинизмом, и занять последовательную классовую позицию в оценке советского общества. Остаточные сталинистские взгляды Губанова проявляются при оценке хрущевского периода. Вместе со сталинистами он оценивает тогдашние реформы негативно. Но если сталинисты видят в них уничтожение социализма в СССР, то по Губанову они подорвали государственный капитализм. Перестройку Губанов оценивает тоже по-сталинистски – буржуазная контрреволюция. Наконец, он всерьез воспринимает официальных российских левых в качестве коммунистов. Зюганова, Анпилова и им подобных он критикует всего лишь за оппортунизм. Между тем, по нашему мнению, речь идет о правоконсервативных партиях. КПРФ, «Трудовая Россия», АКМ и т.п. – это правые социал-шовинистические организации. Характеристика «оппортунисты» для них слишком мягкая. Наконец, точно как и российские социал-шовинисты Губанов считал современный российский капитализм компрадорским. От этого мнения он отказался лишь на втором сроке президентства Путина, когда ошибочность этого взгляда стала совсем очевидной.
Неизбежный компрадорский характер российского капитализма Губанов пытался вывести из своей теории государственного капитализма. По Губанову советская экономика исключала полный цикл воспроизводства частного капитала, ибо блокировала его промышленное использование. В результате теневой капитал, накопившийся в недрах советского общества, был совершенно безразличен к проблеме промышленного производства и проявлял себя только в качестве спекулятивного. Все бы хорошо, но из теории Губанова следует еще один вывод: директора советских предприятий были носителями частного промышленного капитала. Губанов, правда, называет предприятия носителями частнохозяйственного начала, но эта терминология не выводит из противоречия. Получается, частные начала в экономике СССР были разные и некоторые из них были связаны с промышленным производством. Почему же победило именно деструктивное, носителем которого был теневой капитал? С. Губанов ответа на этот вопрос не дает, ибо не может его поставить.
Ответ на поставленный вопрос требует конкретного анализа классовой борьбы периода перестройки и первых лет после распада СССР. Некоторые попытки в этом направлении уже предприняты, в т.ч. и с марксистских позиций, но проблема еще требует дальнейшего обсуждения.
Таким образом, мы рассмотрели сильные и слабые стороны теории госкапитализма, разработанной С.С. Губановым. Будем надеяться, этот анализ поможет уяснению проблем советской истории и достижению ясности в ее марксистской оценке.«Мировая революция» № 14 (октябрь 2010)