Интернациональная Коммунистическая Партия
ФКП: столетняя годовщина неудавшегося рождения настоящей коммунистической партии
(«Le prolétaire»; N° 539; Ноябрь - декабрь 2020 / Январь 2021)
29 декабря 1920 г. на своем съезде в Туре раскололась Социалистическая партия - СФИО (SFIO - Section Française de l’Internationale Ouvrière – Французская секция Рабочего Интернационала): большинство покинуло ее ради создания Социалистической партии – СФИК (SFIC - Section Française de l’Internationale Communiste – Французская секция Коммунистического Интернационала). Это «временное» название оправдывалось предполагаемой необходимостью сделать исключения в условиях вступления в Интернационал во имя особых национальных традиций.
110 000 членов ФСП и 180 000 последовали за большинством: не хватило совсем немного, чтобы почти вся ФСП присоединилась к новой партии; телеграмма Зиновьева от имени Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала, зачитанная на съезде, в последний момент помешала этому, поставив все точки над i:
… Мы прочли проект резолюции, подписанный товарищами Лорио, Монаттом, Суварином, Кашеном, Фроссаром и другими. За исключением нескольких пунктов (название партии) мы можем выразить солидарность с этой резолюцией.
Мы прочли, затем, проект резолюции, подписанный Лонге, Полем Фором и другими. Эта резолюция проникнута духом реформизма и мелочной и придирчивой дипломатии. Тезисы, одобренные II Конгрессом Коммунистического Интернационала, допускают некоторые исключения в пользу реформистов, которые подчинятся теперь решениям Коммунистического Интернационала и откажутся от своего прежнего оппортунизма. Проект резолюции, подписанный Лонге и Полем Фором, показывает, что Лонге и его группа не имеют никакого желания быть исключением в лагере реформистов. Они были и остаются решительными агентами буржуазного влияния на пролетариат. Что самое примечательное в их резолюции, это не столько то, что они говорят, сколько то, о чем они умалчивают. О мировой революции, о диктатуре пролетариата, о советской системе Лонге и его друзья предпочитают или совсем ничего не говорить или говорить самые банальные двусмысленности. Коммунистический Интернационал не может иметь ничего общего с авторами подобных резолюций.
Самая плохая услуга, которую можно оказать в нынешних обстоятельствах французскому пролетариату, это вообразить уж не знаю какой туманный компромисс, который затем станет настоящей обузой для вашей партии. Мы глубоко убеждены, дорогие товарищи, что большинство сознательных рабочих Франции не допустят столь разрушительного компромисса с реформистами и создаст, наконец, в Туре настоящую, единую и мощную Коммунистическую партию, свободную от реформистских и полуреформистских элементов. Именно в этом смысле мы приветствуем ваш съезд и желаем ему успеха. Да здравствует Коммунистическая партия Франции! Да здравствует французский пролетариат!».
Несмотря на настойчивые призывы Фроссара, старого генерального секретаря социалистической партии и будущего генерального секретаря новой партии, и других ораторов центра (таких как будущий сталинист Рену), обращенные к правому течению, чтобы оно не воспринимало буквально этот «грубый» язык русских вождей и присоединилось к большинству, это стало невозможным.
Этот эпизод был показательным: то, что родилось в Туре, было не аутентичной революционной коммунистической партией, четко порвавшей с прогнившими традициями легальности, парламентского электорализма и национал-реформизма социал-демократии, а новым воплощением этого социал-демократического течения. Фроссар так заявил во время своего выступления на съезде: «если бы у меня было чувство, что наша политика завтрашнего дня порывает с национальной и интернациональной социалистической традицией, я не стоял бы на этой трибуне».
Во имя этой традиции он осуждал «грубый, нелепый и губительный довоенный антипатриотизм [sic !]», отвергая формулу «Манифеста» «пролетарии не имеют отечества» («то, что хотел сказать Маркс, это что родина пролетариев была украдена капиталистической буржуазией, и что им следует ее вернуть»). И, напоминая, что «в прошлом партия всегда утверждала, что она была партией национальной обороны», он не отказывался от своего собственного участия в этой национальной обороне в соответствие с этой самой традицией, заявляя, что обстоятельства изменились, но туманно изъясняясь о своей нынешней позиции: «проблема непростая», - говорил он (1). … Для марксистов отказ от священного союза и национальной обороны не зависит от обстоятельств: это простой и ясный принцип.
Руководители Коммунистического Интернационала не строили себе иллюзий по поводу бывших руководителей прошлой ФСП в новой партии и по поводу искренности их революционных убеждений.
Прибывшие в Москву на второй конгресс Коммунистического Интернационала в качестве эмиссаров ФСП «два пилигрима», Фроссар и Кашен, должны были подвергнуться суровой критике, прежде чем объявили себя сторонниками вступления в КИ (2). Если руководители большевиков и были готовы допустить исключения по отношению к некоторым реформистам, то это для того, чтобы получить доступ к пролетариям, которые следовали за ними, в надежде, что в раскаленном жаре классовой борьбы послевоенного периода этот шлак без ущерба растворится в новых партиях. Этого не произошло. Социальная температура снижалась по мере того, как французский капитализм, выйдя израненным, но победоносным из военной мясорубки, вновь обретал свою прежнюю стабильность, становясь даже опорой мировой контрреволюции.
Провал майских забастовок 1920 г. (1,5 миллиона забастовщиков вслед за всеобщей забастовкой железнодорожников) и последовавшие за этим репрессии (увольнение 18000 железнодорожников, арест руководителей Комитета за III Интернационал, которые не смогли принять участие в съезде в Туре и т.д.) ознаменовали собой спад рабочего движения. Шлаки становились обузой, и новая партия шла от кризиса к кризису в ответ на усилия КИ подтолкнуть ее к революционному пути.
Решающим фактором было то, что не существовало действительно левого течения, стоящего на прочной марксистской основе, которое смогло бы выразить имеющиеся среди пролетариев революционные тенденции, независимо от случайностей борьбы, и на которые мог бы опереться КИ, чтобы работать над созданием настоящей коммунистической партии, ведя борьбу против устойчивости социал-демократических традиций. Они были представлены не только правым течением, но также более коварным мажоритарным так называемым течением «центра». Формула союза центра и левого крыла против правых без постоянного давления Москвы была обречена на бессилие, в силу теоретической и программной слабости левого течения, подтачиваемого пацифистскими, анархистскими и демократическими предрассудками, такими, какие были у Федерации Сены (Париж).
* * *
Раскол 1920 г. был необходим, чтобы порвать со сторонниками «священного союза» с буржуазией, которые обеспечили ей, чтобы пролетарии без протеста позволили повести себя на военную мясорубку. С теми, кого большевики называли агентами буржуазии в рядах рабочего класса – и которых руководители будущей партии хотели сохранить рядом с собой!
Наше течение сражалось за ужесточение и соблюдение условий приёма в КИ, с тем, чтобы отстранить как можно больше явных или скрытых социал-демократов, всех тех оппортунистических вождей, которые хотели вернуть себе свою непорочность с помощью революционных фраз. Именно поэтому оно показало себя беспощадным по отношению к оправданию так называемых особых национальных условий, которыми потрясали, чтобы потребовать исключений из условий приема.
Статья “Il Soviet” (3), органа Левой коммунистической фракции Италии, посвященная подготовке съезда в Туре, с иронией отмечала, что во всех странах оппортунистические течения ссылаются на одни и те же особые условия!
По поводу Интернационала статья писала: «К настоящему времени он наметил только директивы общего характера по различным вопросам, начиная с установления того, каким образом должны организовываться и выковываться его различные элементы, которые должны руководить революционными действиями пролетариата, т.е. различных коммунистических партий. Мы надеемся, что за этим первым шагом вскоре последует второй: объединение на следующем съезде различных партий в единую партию с единой программой, с единым партийным билетом. Так, чтобы дать каждому члену, даже по внешней форме, материальное ощущение, что он является частью единого организма, с которым он связан самыми тесными и самыми строгими программными и дисциплинарными требованиями [выделено нами – прим. Ред.]»
Эта перспектива настоящей унитарной международной коммунистической партии, очевидно, не разделялась теми, кто ссылался на частные национальные обстоятельства для того, чтобы не соблюдать условия вступления – предшественники «национального пути к социализму», теоретически оправдываемого сталинизмом, дабы похоронить классовую революционную перспективу:
«Эти французские товарищи, так похожие на некоторых наших итальянских товарищей, оппортунистических кандидатов в III Интернационал, т.е. оппортунистов худшего рода, привыкших к испанским партийным трактирам, в которых есть место для людей любого сорта, хотели бы продолжать ту же игру с III Интернационалом … Следовательно, пусть они пойдут в другое место. III Интернационал в них не нуждается.
Если многие из этих элементов вернулись, как Фросссар, в свой социал-демократический «старый дом» (как говорил Леон Блюм, призывая к этому возвращению), то такие как Кашен остались в новой партии и Интернационале, идущем по пути вырождения, где стали сторонниками сталинизма. Но все они на свой манер предали надежды тысяч пролетариев, которые увидели в произошедшем в Туре расколе, вместе с созданием настоящей классовой партии, рассвет нового дня для их освободительной борьбы. Они с энтузиазмом участвовали в акциях против империализма (борьба против оккупации Рура французской армией или против Рифской войны) или против хозяев предприятий, только лишь для того, чтобы констатировать пассивность или несостоятельность руководства партии, прежде чем эта последняя, возобновив отношения с социал-демократией во имя народного фронта и борьбы против фашизма, не впала в классовый коллаборационизм на самом высоком уровне и не привела их к новой империалистической бойне.
Подталкиваемый срочной необходимостью КИ поверил в возможность быстрого создания крупных массовых коммунистических партий. Он пошел на риск их создания на ненадежной, если не на гнилой политической основе. Он поставил все на карту, сделав ставку на усиление уже идущей на убыль волны социальных восстаний. Он потерял и проиграл все: начатые сражения, массы, программу партии. Он сам потерялся в растущем оппортунизме, который должен был привести его и к формальной самоликвидации во время второй мировой войны.
Уроки, которые надлежит извлечь из этого катастрофического опыта, совершенно очевидны в свете типичного примера оппортунистического маневра, который представлял собой съезд в Туре. Нельзя форсировать историческую ситуацию, нельзя революционную партию строить под эгидой оппортунистических политиков, нельзя ослаблять пролетарскую программу, оплаченную долгими десятилетиями кровавых испытаний, ради приходящих соображений. Не устанавливают организационные коммунистические принципы при помощи простых уставных формул, тем более, когда их реализация доверена признанным ренегатам социализма.
Классовая партия, неудавшаяся столетие назад, должна будет возродиться во всей своей мощи, усвоив свои горькие уроки.
Именно в этой перспективе мы призываем активистов и передовых пролетариев к работе, без сомнения пока еще против течения, дабы избежать того, что пролетариат придет безоружным на историческое свидание, с уверенностью, что взрывоопасные противоречия капитализма неумолимо приближают час великого классового столкновения.
Примечания:
(1) Полностью доклад Фроссара можно прочитать на сайте Национальной Библиотеки, gallica.fr.
(2) Амадео Бордига сообщил об остроте, которая распространялась тогда на Конгрессе в Москве: «Фроссара помяли!»: он стал помятым после доклада Ленина. Подав в отставку из руководства ФКП и выйдя из партии в январе 1923 г., Фроссар несколько лет спустя вернулся в СП, прежде чем покинуть и ее, чтобы стать министром труда в реакционном правительстве Деладье в 1935 г., а затем и в нескольких других правительствах. Он закончил свою политическую карьеру на службе Петену.
Что касается Кашена, то на трибуне в Москве он лил слезы для того, чтобы ему простили его социал-шовинизм. Помимо своей деятельности во Франции в пользу священного союза, он принимал участие в международных инициативах трехцветного империализма: предоставлении Муссолини субсидий французского государства для финансирования его деятельности после исключения из итальянской соцпартии, участие в официальной делегации, прибывшей в Россию после февральской революции 1917 г., чтобы подержать сторонников войны и бороться с влиянием большевизма и т.д. Символическая фигура французского сталинизма, шовинистического и антикоммунистического, он останется редактором «Юманите», центрального органа ФКП, до своей смерти в 1958 г.
(3) ср. Людовико Тарсия, «Французские социалисты и Третий Интернационал», “Il Soviet”, № 32, 23.12.1920. Обеспокоенная «исключениями» в правила вступления, принятыми Зиновьевым по просьбе некоторых руководителей французских социалистов, статья писала: «Товарищ Ленин сообщил нам, что товарищ Зиновьев немного колебался в очень серьезный исторический момент. Нам не хотелось бы, чтобы он вновь впал сегодня в некоторую слабость, и чтобы его поправить, мы призываем к непреклонной принципиальности товарища Ленина, который был восхитительной силой партии в самые важные моменты».