Интернациональная Коммунистическая Партия
Вопрос возобновления классовой борьбы и задачи коммунистов
(конференция в Сан-Дона – декабрь 1992)
(часть 1)В течение всех десятилетий своей деятельности наша партия никогда не прекращала ставить перед собой вопрос возобновления классовой борьбы; в работе по подведению итогов всеобщей буржуазной контрреволюции, и не только “русской”, мы подчеркивали, что возобновление классовой борьбы является не только исторической перспективой, но также и целью, для которой необходимо трудиться, чтобы она материализовалась в конкретной и энергичной борьбе не только на почве непосредственной экономической борьбы, но и особенно на революционной почве. Мы всегда говорили именно о возобновлении, потому что интернациональная классовая борьба была разгромлена в результате поражений, начиная с контрреволюции в России и провала революций в наиболее развитых европейских странах в двадцатые годы. После великих побед, после грандиозной серии классовых битв и образования первой всемирной коммунистической партии – ленинского Коммунистического Интернационала – революционный период, открытый Октябрьской революцией и грандиозной борьбой немецкого пролетариата в самый разгар мировой войны, завершился самыми жестокими поражениями из тех, которые получил пролетариат в течение всей своей истории. Это поражение отбросило условия борьбы пролетариата и, следовательно, условия его жизни и труда, на десятилетия назад, особенно в самых бедных странах.
В этом поражении пролетариат потерял не только свою классовую партию, но также и свои организации непосредственной защиты своих интересов, свои профсоюзы, целиком попавшие в руки самого отвратительного реформизма и коллаборационизма. Даже после поражения первой великой пролетарской революции – Парижской Коммуны – пролетариат не испытал столь масштабного отступления. И этот факт, без всякого сомнения, способствовал усилению реформистских позиций, которые сконцентрировались в сталинизме и его различных последующих вариантах, которые сводят все к классовому сотрудничеству, к примирению наступательных порывов пролетариата и потребностей рынка, руководства капитала и власти буржуазии.
Вновь встать на путь классовой борьбы означало, и все еще означает, для пролетариата не только вернуться на почву всеобщей классовой борьбы, направляемой к конечной цели (свержение буржуазного государства и установление диктатуры пролетариата на весь период, необходимый для уничтожения капиталистического способа производства и обеспечения победы на мировом уровне коммунистического способа производства) своей единой интернациональной партией; это означает также вернуть себе сначала почву самой элементарной “непосредственной” защиты условий жизни и труда. Мы говорим четко и подчеркиваем: самой элементарной основы оборонительной борьбы, борьбы сопротивления капиталу, как называл ее Энгельс.
Участие во второй мировой войне, в различных армиях демократии, фашизма или псевдосоциализма, было вторым жестоким поражением после поражения, вызванного разложением Коммунистического Интернационала и всех его партий и победой контрреволюции в России и во всем мире.
Его участие в войне на фронте демократии было особенно катастрофическим, потому что речь шла ни о чем другом, как о защите буржуазного общества под прикрытием одной из ее форм, формы самой коварной, самой опасной для пролетариата в силу ее мистифицирующего воздействия. Катастрофа измеряется в историческом отступлении пролетариата по отношению к формам своей борьбы, к своим организационным способностям, в том числе в деле защиты своих непосредственных интересов. Своим участием во второй мировой войне пролетариат во всех странах был неразрывно связан с судьбой своей буржуазии. И это именно потому, что он оставался пленником оппортунистической ориентации, которая, какой бы ни была ее окраска, могла лишь привязать его
к требованиям буржуазии. Перспективой было теперь не свержение буржуазии и капитализма, но улучшение буржуазного общества путем демократизации капитала; не победа над всеми силами враждебного класса, буржуазными или мелкобуржуазными, каким бы ни было знамя, под которым они представлены (фашистским, монархистским, клерикальным или демократическим), для установления, против диктатуры буржуазии, международной диктатуры пролетариата, а опора на некоторые из них против других, которые бы оценивались как более жестокие или реакционные.Перспективой стало теперь не покончить раз и навсегда с наемным рабством, т.е. эксплуатацией человека человеком, а гуманизировать наемный труд и эксплуатацию путем политической и экономической демократизации капитализма.
Одним словом, последняя “перспектива”, предоставленная пролетариату, у которого были лишь силы для того, чтобы рассматривать себя как одну “социальную составляющую” рядом с другими, и для которой его призывали бороться и умирать, была только демократия, демократия, как на политическом, так и на социальном уровне, демократия, которая никогда не может быть никакой другой, кроме как буржуазной.
После участия в мировой войне на фронтах буржуазии, пролетариат участвовал затем в восстановлении различных стран с надежной получить от этого повышение уровня жизни и социальные гарантии, которых он никогда прежде не знал, чтобы жить “в мире и спокойствии”. Он присоединился к иллюзии возможности освободиться постепенно от своих условий благодаря механизмам буржуазной общественной
жизни или, по крайней мере, чувствовать постоянное улучшение условий жизни. Социал-демократические концепции, разбитые во времена Ленина, испытали теперь новый период буйного расцвета, тогда как среди рабочего класса все более глубоко распространялись демократические, пацифистские и внеклассовые принципы.Вот в чем состоит самое большое поражение, которое мог потерпеть пролетариат по отношению к своей собственной классовой борьбе: совершить более или менее сознательно классовое самоубийство, выковать свои собственные цепи фактическим сотрудничеством с буржуазной властью посредством псевдорабочих партий и организаций.
Оппортунизм отбросил пролетариат на десятилетия назад
Зачем напоминать все это? Затем, что это позволяет отдать себе отчет в том, какую пропасть должен преодолеть пролетариат, начиная с какой стадии отсталости он должен возобновить свое продвижение вперед.
Впоследствии, другие иллюзии распространились в массах пролетариата: различные, более или менее “крайние” левые группы появились на сцене посредством иных, не на заводах возникающих, движений: движений различного типа, движения за “прямую демократию”, за допущение к местной власти псевдорабочих организаций, посредством борьбы за более широкие гражданские “права” или путем самых разнообразных референдумов; теории, которые доходили до абсурда, такие как те, которые видели возобновление революционной борьбы в экологических движениях или те, которые декретировали исчезновение рабочего класса. Другим препятствием, которое пролетариат обнаружил на
своем пути, были политические последствия, выведенные некоторыми группами из цикла национальных и антиколониальных революций шестидесятых годов: маоисты, геваристы и их буржуазный антиимпериализм.В отсутствии интернациональной партии с реальным влиянием на решающие слои мирового пролетариата, как мог им быть Коммунистический Интернационал первых лет своего существования, в отсутствие этого руководства (и этой способности распознать общественные явления, столь же важные и сложные как борьба национальная) пролетариат, с этой стороны, был легко втянут в ту же ловушку защиты буржуазного порядка: солидарности и отождествления себя с национальными революциями, такими, какими они были, и с тем, что они выражали из буржуазного антиимпериализма и исторической необходимости “национальной демократии” для установления и развития национального капитализма. Естественно в то время в самом разгаре была мистификация для того, чтобы заставить признать революции, которые могли, с социальной и экономической точки зрения, быть лишь буржуазными, – что никогда не мешало нам позитивно приветствовать, помимо окончания колониального угнетения, революционный факт превращения крестьянина и ремесленника в пролетария – за революции “социалистические”, от Китая до Алжира, от Кубы до Вьетнама и т.д.
Редчайшими были тогда крайне левые группы, которые не принимали на свой счет эти мистификации и которые не видели в этих революциях и в этих партизанских войнах, крестьянских в своей основе, вместе со всеми мифами, искажениями и типичным бессилием мелкой буржуазии и среднего класса, столько же примеров и моделей пролетарских революций - даже если местный, составляющий меньшинство, пролетариат участвовал в них занимая подчиненное положение.
Большинство крайне левых групп принимали участие в этой мистификации, оправдывая ее при помощи аргументов и анализа, основанного на смеси марксизма и типичной идеологии демократической мелкой буржуазии; они способствовали, таким способом, еще большему углублению фальсификации марксизма и замешательству в рядах рабочего класса.
Это не мешает тому, что китайская революция 1949г. и многие другие революции пятидесятых и шестидесятых годов должны рассматриваться с исторической токи зрения как качественный скачок, бросок вперед для целых континентов, которые испытывали одновременно с колониальным угнетением последствия докапиталистической, и даже, в некоторых случаях, дофеодальной отсталости. В Азии и Африке десятилетия, которые последовали после второй мировой войны, открыли путь национальным буржуазным революциям, т.е
. внедрению в широком масштабе капитализма и образованию современного пролетариата, который присоединится к пролетариату более передовых стран. Для того чтобы развиваться капитализм нуждается в формировании пролетариата, и он всегда это делает с большим насилием. Отряды национальной буржуазии, которые имели силу и мужество основательно разрушить пережитки способов производства предшествующего общества, были не многочисленны; буржуазные силы, особенно в эпоху империализма, скорее манипулировали массовыми движениями против установившегося порядка для того, чтобы сориентировать их не только на национальные, антиколониальные цели, но также и на союз с одним или другим империалистическим блоком с тем, чтобы обеспечить себе преимущества и покровителей после революции (или после “деколонизации”, как предпочли бы стыдливо сказать об этом буржуа) (1).Мы всегда позитивно оценивали эту великую историческую эволюцию; но мы всегда были на стороже и боролись с иллюзиями, которые претендовали, в условиях отсутствия рабочего класса и его партии, на возможность прививки социалистической революции на революцию буржуазную, как и с иллюзиями о возможности ускорить возобновление классовой борьбы в передовых капиталистических странах возобновляя или опираясь на методы и цели революционного буржуазного националистического движения колониальных стран. Короче говоря, мы никогда не прекращали бороться с иллюзиями возможности найти кратчайший исторический путь, который позволил бы продвинуться к социалистической революции, несмотря на отсутствие решающей роли рабочего класса крупных капиталистических стран и без активного присутствия интернациональной классовой партии, направляющей революционное пролетарское движение во всех странах.
Мы всегда резко критиковали мистификации групп, которые принимали эти буржуазные революции, и еще хуже, государства, рожденные в этих революциях, со всеми авторитарными и тоталитарными чертами, заимствованными у великих империалистических государств, за социалистические. Возможно, что в этой критике иногда были допущены преувеличения, в том смысле, что не всегда верно оценивались позитивные аспекты этой борьбы, но нужно понять, что здесь это было лишь небольшим грехом (2) по отношению к приоритету, которым была борьба с огромными отклонениями, состоящими в том
, что антиколониальные и антиимпериалистические буржуазные движения принимались за пролетарские и социалистические. Возбуждение, вызванное победой кубинской революции в вотчине самой мощной империалистической державы мира, может быть, и было понятно, но, тем не менее, оно не было оправданным. Но среди крайне левых групп энтузиазм найти слабую точку на броне американского империалистического монстра был такой, что он ослеплял их как в вопросе соперничества империалистических блоков, так и в вопросе природы кубинской революции.В колониальных странах рабочий класс, хотя и меньший по численности, чем мелкобуржуазные и крестьянские массы, был захвачен иллюзией участия в социалистической, следовательно, своей революции. Но первые акты новых постреволюционных властей были целиком ориентированны на подавление рабочего движения и против их требований.
Пролетариат государств, которые, как, например, Италия, непосредственно не были колониальными метрополиями, стал жертвой иллюзий, распространяемых компартиями, согласно которым его освобождение проходило бы через солидарность с демократической и революционной буржуазией бывших колониальных стран, но в плане непосредственных экономических интересов он испытывал большее давление со стороны своей собственной буржуазии, пытающейся возместить часть прибавочной стоимости, которую она не могла больше извлекать из крестьянства колоний. И пролетариат, который был призван дать поддержку - очевидно платоническую, и, разумеется, пацифистскую – молодым независимым государствам и антиколониальной буржуазии во имя “всеобщей справедливости” и “прав народов” - призывы, которые служили лишь тому, что питали межклассовую демократическую практику у себя дома – был, таким образом, призван пожертвовать частью своей повседневной жизни во имя защиты против конкуренции национальной экономики империалистического государства против обещания будущего улучшения своей судьбы. Братья по классу отождествлялись теперь не с пролетариями колониальных стран, а с новой господствующей буржуазией; классовая солидарность не отождествлялась больше с классовой борьбой пролетариев всех стран, молодого или зрелого капитализма, против их буржуазии, а лишь с борьбой революционной националистической буржуазии (или просто националистической). Очевидно, что такая ориентация, на деле, была лишь новым утверждением межклассовости, сотрудничества между классами, несмотря на все многочисленные выступления о “социализме” или борьбе угнетенных.
В странах, которые непосредственно являются метрополиями, левые партии заняли другие позиции: от позиции защиты колониальной империи, которая если не всегда на словах, то фактически благоприятствовала колониальному гнету их буржуазии, они перешли к защите своего империализма посредством кампаний за переговоры по заключению мирных договоров
, когда столкновения поворачивались в пользу народов колоний – оставаясь всегда на социал-империалистических и антипролетарских позициях. Необходимо разоблачить тот факт, что пролетариат стран-метрополий не проявил, даже маргинальным способом, никакой солидарности с антиколониальной борьбой против своей собственной буржуазии. Это и есть продукт долгих лет примирения классовых интересов, и это, в свою очередь, облегчило возникновение реакционных и антипролетарских политических позиций, как и постоянной враждебности по отношению к трудящимся-иммигрантам, расизма, ксенофобии, способствуя, таким образом, удержанию парализованного пролетариата на позициях, чувствах и интересах мелкой буржуазии.Именно благодаря этому фактическому соучастию пролетариата класс буржуазии империалистических государств смог продолжить, несмотря на потерю колоний и сверхприбыли, которую он оттуда извлекал, свое дело финансовой “колонизации” всего земного шара; с окончанием открытой рабовладельческой колонизации, это стало поворотом к колонизации внешне менее зверской, но в действительности еще более катастрофической для народов, в большом масштабе подвергшихся голоду, эпидемиям, экологическим катастрофам, резне якобы внутренних войн, всеобщему разорению мелкого крестьянства и жестокой эксплуатации рабочей силы пролетариата.
В течение всего этого периода пролетариат должен был встретить лицом к лицу, как без марксистской партии, так и без классовых организаций непосредственной защиты своих экономических условий, вторую мировую войну, восстановление разрушенных стран, цикл антиколониальных революций и первый настоящий всеобщий экономический кризис ведущих капиталистических стран. Весь этот период прошел над мировым пролетариатом, как огромный дорожный каток, и он вызвал гигантский откат даже по отношению к самым элементарным классовым позициям; но речь фактически идет больше чем о сильном отравлении, передаваемом из поколения в поколение в теле пролетариата: отравление демократизмом, коллаборационизмом, внеклассовостью, смешанной с гекатомбами заводов и шахт, и тысячами войн, которые не перестали отмечать этот второй послевоенный период, прославляемый, однако, всеми формами буржуазной идеологии, как эпоха прогресса, благосостояния и мира.
Пролетариат оправиться от сегодняшней ситуации только после ожесточенной борьбы внутри самого себя
Это катастрофическое описание могло бы привести некоторых к заключению, что мировому пролетариату никогда не удастся подняться вновь, и что нужно было бы тогда отправиться на поиски новых “социальных субъектов” для того, чтобы иметь надежду на будущую альтернативу.
И именно к этому выводу пришли некоторые крайне левые группы с их “новыми революционными классами”. Достаточно вспомнить семидесятые годы, когда руководство рабочих уступало место то крестьянам, то инженерам, то борцам против ядерной угрозы. Мы должны были вести политическую борьбу для того, чтобы напомнить и защитить элементарные понятия классовой борьбы против такого рода концепций, в большей или меньшей степени возобновляемых всеми группами называющими себя революционными. В течение десятилетий ситуация вынуждала нас постоянно возвращаться к элементарной концепции формирования пролетариата в класс, следовательно, в партию (в соответствии со словами “Манифеста”), возвращаться к понятиям наемного труда и капитала или еще проще к профсоюзному вопросу – и мы будем еще долгое время вынуждены продолжать эту работу ввиду сохранения состояния отсталости пролетариата по отношению к потребностям его борьбы, непосредственной и исторической.
Пролетариат был должен и должен еще сейчас вновь научиться бороться, потому что он потерял живой опыт, способность, память о способе, которым борются с хозяевами предприятий и государством; и особенно он забыл, что если всякая борьба неизбежно должна закончиться, организация для этой борьбы продолжать существовать. Оставить свою судьбу в руках организаций псевдопролетарских, какими являются официальные профсоюзы и так называемые рабочие, а фактически ультра-буржуазные, партии, оставить политическое видение и политические усилия ради достижения полезных для своего дела результатов, означало для пролетариата развитых и, еще с большим основанием, “развивающихся” стран, полное отречение от классовой борьбы в пользу межклассового сотрудничества.
Это не мешает тому, что в ходе этих десятилетий пролетарские отряды вступали в борьбу по всему миру и вступали в столкновение с классовым врагом. Это происходит постоянно и неизбежно в капиталистическом обществе, потому что в действительности классовая борьба не исчезала никогда.
После окончания мировой войны были социальные потрясения чисто пролетарского характера, крайне изолированные, но очень мощные, как, например, рабочие восстания в Берлине или забастовки в Польше, борьба английских шахтеров и т.д., и значением всех этих эпизодов пренебрегать нельзя. Но это были именно лишь эпизоды борьбы, побежденной буржуазными репрессиями и коллаборационистской работой оппортунизма, преданные забвению под подавляющей мощью аппарата защищающего социальный порядок. Власть буржуазии всегда имеет в качестве своей цели, помимо разрушения классовых организаций (как политических партий, так и организаций типа профсоюзов), исчезновение даже памяти рабочих, погребенной под огромной массой фальсификаций и искажений истории пролетарского движения. Достаточно
вспомнить то, что сделал в этом плане сталинизм, для того, чтобы продемонстрировать потребность в фальсификации, которая всегда есть у буржуазной власти для того, чтобы господствовать над рабочим классом. Когда, после великого страха революции, во время первого послевоенного периода европейская буржуазия смогла не только организовать политическое, экономическое и военное, но и идеологическое давление на пролетариат, сумев заставить его принять демократию, – т.е. вечное мирное сосуществование со своими эксплуататорами – как идеал и цель, за которую нужно бороться и которую нужно защищать.Следовательно, было бы абсурдным верить, что после этой серии поражений пролетариат смог бы одним ударом, не слишком понятно каким образом, вернуть себе память, силу, веру в себя и т.д., вновь включиться в борьбу ради своих собственных целей, своими собственными классовыми способами и средствами, восстанавливая себя как класс, который эффективно действует не только ради своих непосредственных экономических интересов. Абсурдно думать, что пролетариат имеет сверхъестественную способность отбросить в мгновение ока весь ворох грязи, накопленной буржуазией и ее оппортунистическими лакеями – как и совершенно абсурдно полагать, что пролетариат отныне исчез как общественный класс и что он растворился в безразличной массе граждан, избирателей или налогоплательщиков.
Для пролетариата и внутри пролетариата неизбежными будут новые катастрофы именно для того, чтобы подтянуться до уровня классовой, т.е. антиколлаборационистской, антипацифистской, антидемократической практики. В действительности невозможно, чтобы пролетариат вдруг полностью смог избавить себя от отравы оппортунизма простым волевым актом или в силу осознания, внезапного и необратимого.
Неизбежными будут острые конфликты внутри самого пролетариата, отсталые пролетарии будут вступать в борьбу против передовых элементов, без сомнения искренне веря, что борются за справедливое дело, организованные якобы рабочими, якобы коммунистическими и т.д., но в целом буржуазными силами, и к единственной выгоде капиталистического порядка. Это уже происходило в истории; это произойдет вновь. Мы должны это знать, мы должны знать, что возобновление классовой борьбы пройдет через болезненные роды, и что будут кровавые столкновения между пролетариями, потому что буржуазия никогда не позволит рабочему классу, классу, исторической задачей которого является ее уничтожение вместе со всем ее обществом, спокойно и демократически реорганизоваться для совершения революции. Мы должны это полностью сознавать,
потому что следующий цикл классовой борьбы и следующая революционная волна, теоретически, будут решающими.Международная буржуазия, буржуазия каждого крупного государства, каждой развитой капиталистической страны это знает, это чувствует, благодаря не более высокому уму, продукту одного или двух веков своего господства, а благодаря своему классовому инстинкту, своему инстинкту социального самосохранения.
Пролетарии развитых стран, захваченные демократией, обществом потребления, так называемыми социальными гарантиями, демократическими правами и т.д., дорога заплатят за это соучастие в делах буржуазии; они уже оплатили это в ходе мировой войны, они оплачивают это сейчас “несчастными случаями” на производстве, убитыми и ранеными в ходе уличных столкновений, голодом и нищетой, безработицей и социальной дискриминацией, различными “ограниченными” войнами, которые беспрерывно следуют друг за другом с конца второй мировой войны. Они заплатят еще более дорогую цену, когда отряды пролетариата придут в движение по направлению к классовой борьбе; когда они начнут практически, и не эпизодическим способом, становиться на почву классовой борьбы со своими собственными независимыми организациями непосредственной экономической борьбы, и когда интернациональная коммунистическая партия, восстановленная в мировом масштабе, сможет влиять на ее решающие участки.
Первое, что тогда произойдет, будут репрессии, клевета, заключение в тюрьмы, пытки против наиболее боевых элементов, против тех, кто будет способен организовать и руководить забастовками, против пролетарских вождей. И будут силы псевдопролетарские, включающие отсталых пролетариев, люмпен-пролетариев и всяких проходимцев для организации насильственных действий против независимых классовых организаций.
Возобновление классовой борьбы, даже только для того, чтобы встать на почву элементарной защиты условий своей жизни, борьбы и труда, будет результатом борьбы внутри самого пролетариата. Думать или надеяться, что это не произойдет, возможно лишь, если полагаться на иллюзии, что в один прекрасный день, неизвестно по какому волшебству, пролетариат пробудится от своего долгого реформистского сна и, как один человек, бросится в революционную борьбу; или представляя себе, как после долгой, в течение десятилетий, и скромной работы по убеждению пролетариев, одного за другим, настанет один прекрасный день, когда все, наконец, “осознают ошибки”, которые они совершают, следуя путем реформизма, и будут убеждены в необходимости делать революцию. Очевидно, что это карикатура, но это карикатура на позиции, которые существуют среди тех групп, которые считают себя более или менее близкими к Левым коммунистам, от
“Lotta Comunista” (“Коммунистическая борьба”) до “Международного коммунистического течения”.Начинать с самой низкой точки против консервативной и реакционной идеологии стихийности
Мы повторяем это фундаментальное понятие, уже изложенное в статьях и других работах партии: после второй мировой войны классовая борьба исторически была обречена начать с “с самой низкой точки своей
“стихийности”” в терминах непосредственной защиты своих прав и профсоюзных организаций (2). Это позволяет понять всю сложную траекторию пролетарского движения, его чисто реформистскую борьбу и его участие в социальной консервации общества, также как и отсутствие, вообще говоря, самой классовой борьбы на самом элементарном уровне, как и эпизоды классовой борьбы и социальных взрывов, короче говоря, понять реалии социальной борьбы, придавая им их верное историческое значение и содержание. Тогда есть возможность не впасть, как это многократно происходило вчера, в иллюзии и разочарования, которые неизбежно выливаются в кризисы организации. Настолько сильно желание коммунистических активистов установить связь с находящимся в движении пролетариатом, готовым к освобождению себя от капитализма, что это приводит иногда к скатыванию в волюнтаризм, в активизм, поссибилизм, к тенденции переоценки повседневных действий и фактов и забвения конечных целей революционной борьбы. Но, с другой стороны, так велик бывает страх перед активизмом, что появляется противоположная ошибка, бездеятельность, революционная фраза, безразличие, в тенденции повернуться спиной к повседневной деятельности, для того, чтобы посвятить себя так называемой защите чистоты революционного будущего, которое ясно и понятно выстроит силы революции против сил контрреволюции. Эти две ошибки опираются на теоретические и политические позиции и положения практические и организационные, зависящие от умонастроения масс; в конце концов, они проистекают из этой реакционной, консервативной идеологии стихийности, которая затронула подавляющее большинство населения капиталистических стран, начиная со времени последней войны. Когда теряешь принципиальный марксистский компас, неизбежно впадаешь либо в поссибилизм, либо в увлечение революционной фразой; а отсюда легко сделать последний шаг к консервативному реформизму.
Ошибки классовой партии являются отражением отсталости международного пролетариата и разоблачают плохое понимание марксистской теории
Партия, восстановленная во время войны на программных основах Коммунистической партии Италии, установленных в Ливорно в 1921г., не осталась, однако, полностью свободной от влияния позиций антифашистского сопротивления и мятежного антисталинизма и не избежала иллюзии, что второй послевоенный период будет столь же потенциально плодотворен для пролетарских революций, как и первый. Эти ошибки привели к расколу 1951-1952гг.; но это был кризис, принесший пользу, кризис теоретического и политического созревания. Наша партия вышла из него усилившейся и способной подвести окончательный итог большевистской революции и сталинской контрреволюции, самой глубокой и жестокой контрреволюции, которую когда-либо знал рабочий класс. Без этого итога не было бы возможно продвинуться ни на один миллиметр в теоретическом восстановлении революционного марксизма.
Впоследствии, и особенно к концу шестидесятых и началу семидесятых годов, продолжение реформистского демократического курса и отсутствие всеобщей классовой борьбы, благодаря существованию “социальных амортизаторов”, первые движения массового недовольства, избегая влияния традиционного реформизма, бросились под знамя некоммунистических идеологий: идеологий прогрессизма, “представления о власти” “все и сейчас”, идеологий радикального демократизма и “боевого
” реформизма, которые питали иллюзии о “власти на предприятиях” и “самоуправлении”. Эта настоящая практическая и идеологическая агрессия демократизма против пролетариата, это поклонение стихийности масс, как будто являющейся путем освобождения пролетариата, сходилась с последними этапами буржуазной антиколониальной антиимпериалистической борьбы, которую поколение шестьдесят восьмого года выдавало за борьбу антикапиталистическую, параллельную их собственную борьбе. Все это движение выражало, в действительности, социальные требования средних классов, мелкой буржуазии, интеллигенции и рабочей аристократии: защиту “привилегий”, небольших, но реальных, накопленных в течение долгого периода экономической экспансии, в ходе которой пролетариат в целом достиг постоянно растущего уровня жизни и оставался убежденным, что всякий возврат назад невозможен. При первых симптомах непрочности этого жизненного опыта, именно средние классы и некоторые слои рабочей аристократии, которые реагируют и видят себя в движении против риска быть низвергнутыми в условия пролетариата, в условия обездоленных. И они ищут, и иногда находят, в массе пролетариата силу для того, чтобы придать вес собственным устремлениям. В течение многих лет рабочее движение было объектом самых необычных теорий и идеологий, и оно познало самую бесплодную “практику борьбы” - даже если внешне она была эффектной: от массовых манифестаций “дней действий” традиционного реформизма до возбуждающего терроризма, от студенческих разглагольствований до голодовок. На коллективные и индивидуальные драмы рабочих отвечали выходки псевдореволюционных организаций, сторонников стихийности, маоистов, троцкистов, вплоть до групп “городской герильи”.Нет ничего невозможного в том, что движения подобного рода появятся в будущем, но это, во всяком случае, будет в ситуациях, которые не будут больше отмечены годами “социальных гарантий” и “государства провидения”, системами – которые демократические режимы унаследовали от фашизма – имеющими тенденцию гарантировать социальный мир и согласие между классами всей разветвленной сетью социальных амортизаторов и ставших привычными “крох”, которые буржуазия может уступать рабочему классу, с помощью реформистов и их действий. Ресурсы для поддержки социального мира не бесконечны, а иной экономической ситуации соответствуют реформистские организации с иными характеристиками.
Негативные последствия этого периода после 68 года коснулись и нашей партии и ослабили ее теоретическую политическую и организационную сопротивляемость до такой степени, что привели ее к расколу. В тот момент, когда, особенно во Франции и Италии, она ставила себе задачу вмешательства, на постоянной основе, в социальную борьбу, чтобы внести в рабочий класс революционную теорию и сражаться против практики и целей реформизма, партия подверглась нападению со стороны позиций, которые были смесью увриеризма, сторонников герильи, волюнтаризма и активизма. Верить, что всеобщая забастовка мая-июня 68 года и горячая осень в Италии 69 года были предвестниками революционной борьбы, которая должна была разразиться в то же самое время, что и мировой экономический кризис капитализма, предсказываемый партией для 1975г., вел к взглядам и теоретическим рассуждениям, абсолютно противоположным всей теоретико-политической работе, осуществленной партией в ходе предшествующих лет, и которые могли лишь вылиться в неуверенность, сомнения и расколы.
Предвидеть мировой экономический кризис и предвидеть, в то же самое время, политический кризис власти буржуазии и, следовательно, начало революционного периода является частью работы марксистов. Возможно, что революционеры “видят” революционный кризис более близким, чем он есть в действительности. Это происходит со всеми революционерами начиная с Маркса, и это произошло и с Бордигой, когда он “предсказал” революционный кризис для 1975г., одновременно с экономическим кризисом. Ошибкой партии была не работа в этом направлении, то, что, напротив, она должна была делать, а то, что она не рассматривала других гипотез и опиралась в своих делах на работу сделанную прежде, считая, что не существует больше фундаментальных теоретических задач, а что отныне нужно посвятить себя, в основном, практической деятельности и ее проблемам. Именно таким образом начался упадок: распространилась иллюзия, что партия может в короткий срок выйти из своей изоляции и приобрести некоторое влияние, что пролетариат может делать шаги вперед, если партия физически представлена и способна сделать практическую демонстрацию верных методов и верного пути следования. Но таким образом этого не произойдет никогда. Верить, что пролетарии, в некотором роде, существа нейтральные, которые могут заново найти дорогу борьбы только которую благодаря просветительскому вмешательству партии, означает полностью впасть в метафизику и отказаться от работать в качестве партии, то есть в качестве сознательной политической силы пролетариата как целого, отказаться, следовательно, от подготовки партии к задачам руководства рабочим движением завтрашнего дня.
Жизненно необходимо вернуться к корректным марксистским критериям оценки процесса возобновления классовой борьбы. Возможно, что ошибки будут делаться вновь, поскольку не существует рецептов, или математических формул, которые позволили бы их автоматически исключить; наши усилия должны быть направлены в сторону усвоения марксистской теории и повторного терпеливого изучения критериев оценки ситуации и общественных сил; без этого труда и этого изучения никогда не будет возможно стать коммунистической партией, которая завтра должна будет руководить классовой борьбой, революцией и диктатурой пролетариата.
Усиление наемного рабства в ближайшем будущем ведет к отказу от классовой борьбы
Тот факт, что классовая борьба, будучи обреченной начинать с самой низкой точки, объективно заставляет пролетариат отвоевывать почву элементарной борьбы повседневного сопротивления для защиты условий жизни и труда, за восстановление организаций для этой борьбы. До середины семидесятых годов пролетарии крупных капиталистических стран смогли добиться от буржуазии ряд уступок; и этих уступок, вне всякого сомнения, они добились, потому что они включились в движение и вступили в борьбу: буржуазия никогда и ни на что не соглашается бесплатно. Но эта борьба развернулась исключительно в реформистских рамках, а полученные уступки послужили поддержанию общественного консенсуса и усилению влияния реформизма на класс. Буржуазия крупных капиталистических стран смогла сделать эти уступки потому, что в отличие от “развивающихся” стран, над которыми они господствуют, они имели эти крохи, необходимые для распределения. Черпая в своих запасах, они могли купить себе консенсус и социальный мир. Сегодня, без всякого сомнения, эти запасы подорваны рекуррентным экономическим кризисом, но они еще не исчерпаны. Вне всякого сомнения, распределение этих запасов осуществляется сейчас в ущерб некоторым слоям мелкой буржуазии или рабочей аристократии в пользу других; оно осуществляется в ущерб населению бывших колониальных стран, в ущерб трудящимся-эмигрантам, в ущерб временным рабочим, молодежи, безработным, для того, чтобы поддержать уровень жизни мажоритарных слоев рабочего класса с тем, чтобы не разрушить основы социального мира.
Эти крохи не только и не столько выражаются в зарплате; речь идет в более общем плане о более или менее “защищенных” социальных условиях против любых значительных невзгод (социальные пенсионные службы, система здравоохранения и т.д.), которые поддерживались в течение некоторого времени, но которые все более и более оказываются преимуществами по отношению к тем пролетарским слоям, которые играют все меньшую роль и которые их лишены.
Для того чтобы восстановить норму прибыли после экономического кризиса 1974-1975гг. буржуазия начала брать назад эти уступки и модифицировать отношения между классами при помощи политического и профсоюзного коллаборационизма.
Начиная с 1975г. для пролетариев крупных капиталистических стран жизнь стала трудней; все более и более они отбрасываются к условиям жизни и труда пятидесятых – шестидесятых годов, все больше они должны благодарить хозяина, который дает им возможность эксплуатировать себя, для того, чтобы заработать себе на жизнь и накормить свои семьи. Наемное рабство становится все более тяжелым для все более и более широких масс трудящихся. И первым следствием этого является не борьба, а подавленность: лучше отказаться от борьбы за повышение заработной платы, чем подвергать себя риску ее уменьшения, лучше уменьшение заработной платы, чем увольнение, и т.д. Сегодняшняя ситуация характеризуется серьезным кризисом умонастроения рабочего класса, смиренностью перед требованиями капитализма и сил социальной консервации. Именно рабочий класс поворачивается спиной к единственному эффективному способу самообороны – классовой борьбе. Таким стал результат подрывной деятельности оппортунизма, политического и профсоюзного, такой глубокой была распространяемая им иллюзия, что уровень жизни рабочего может лишь бесконечно увеличиваться, что пролетарии оказываются полностью бессильными и безоружными перед лицом малейших проявлений деспотизма хозяев предприятий – не говоря уж о государственном деспотизме. Изолированные, дезорганизованные с классовой точки зрения, разумеется, потому что с точки зрения социальной консервации и привязывания их к капитализму имеется избыток сил, которые “их организуют” - пролетарии вновь оказываются одни против всех. И эта объективная реальность, – которую единственно классовая борьба может преодолеть через солидарность в борьбе и объединение непосредственных интересов – неумолимо толкает ко все более отсталым условиям социального выживания, в руки мелкой буржуазии, которая щедро питает себя социальным эгоизмом и индивидуализмом. Ситуация противоречива: пролетарии почти не верят больше, что их защищают трехцветные (т.е. сменившие одноцветное красное знамя интернациональной борьбы пролетариата на национальные трехцветные знамена буржуазной Франции или Италии) профсоюзы, но у них нет сил создать долговременные классовые организации вне этих профсоюзов. Самые боевитые пытаются тогда использовать профсоюзы, подталкивая их вперед, оказывая на них давление, угрожая иногда вернуть членские билеты и т.д. Но это не может быть решением проблемы эффективной оборонительной борьбы за непосредственные экономические интересы, потому что всякая организация трехцветных профсоюзов всегда будет скорее саботировать борьбу, чем выступит против интересов местной или национальной экономики, экономики предприятия и т.д.
Реформизм сверху, т.е. реформизм буржуазный, необходим господствующему классу для социального контроля
С этой точки зрения, мы находимся, следовательно, на очень отсталой стадии, хотя явление утраты доверия к реформизму усиливается. Но что означает, в действительности, эта потеря доверия к реформизму по отношению к рабочему классу?
Для того чтобы обосновать свое влияние на рабочий класс, как политический так и профсоюзный реформизм опирается на эти “крохи”, эти уступки, на которые буржуазия ведущих государств могла согласиться, не ставя под угрозу свои прибыли: все реформистские организации, их цели, их идеология, внедрение, их деятельность, их отношения с господствующим классом и буржуазным государством были определены поиском этих уступок и таким их способом руководства, который лучше всего был бы совместим с необходимостью защиты социального порядка.
В период, когда буржуазия не может больше делать новых уступок, но когда ей нужно забрать назад старые, реформисты предшествующего периода ни на что ей больше не нужны; теперь ей нужны реформисты, которые принуждают трудящихся соглашаться на снижение их уровня жизни, неустойчивый характер их занятости, ухудшение их условий труда. Организации и состав, политический и профсоюзный, должны адаптироваться к этим новым задачам, изменить методы или освободить место для других; речь не идет больше о распределении социальных уступок и уступок в заработной плате, речь идет об управлении процессом ликвидации уступок, и это не может осуществляться ни тем же самым способом, ни тем же самым персоналом. Нужны новые люди, воспитанные новым способом; вот почему типичным работником профсоюза становится больше не рабочий, а своего рода менеджер предприятия, воспитанный для того, чтобы обеспечить интересы предприятия и производительности труда раньше интересов пролетариев, привычный ко всем видам техники “связи” и манипуляции массами.
С другой стороны традиционные рекомендации реформизма сталинского образца исчезли вместе с исчезновением СССР и его так называемого “социалистического лагеря”, которое ускорило изменения и процессы “переустройства” политического и профсоюзного оппортунизма, включая социал-демократию
, по крайней мере, некоторых стран. Многочисленные компартии исчезли или кардинально изменили свое лицо, в том числе и некоторые из самых значительных. Компартия Италии, самая крупная из находящихся вне так называемых социалистических стран, трансформировалась в Демократическую Партию Левых Сил, примкнула к Социалистическому Интернационалу и официально оставила всякие претензии на право быть партией трудящихся и рабочего класса, для того, чтобы представить себя партией “всех граждан”. Реформисты должны были раньше и должны сейчас изменяться для того, чтобы иметь возможность продолжать играть ту же самую фундаментальную роль по отношению к пролетариату: роль отклонения протестов и всех усилий, угрожающих социальному миру стараются, отчасти, уступить течениям “крайне” левой и радикальному демократизму, тогда как главная роль представителя интересов буржуазии внутри пролетариата возвращается к новому реформизму, к реформизму, который рождается прямо сверху из требований капитала и буржуазного правительства.В этом смысле традиционный реформизм, вышедший из антифашистского сопротивления и послевоенной реконструкции, частично продолжает оказывать влияние на рабочий класс, черпая свою силу в господствующем классе. Если в течение нескольких десятилетий реформизм сталинистского происхождения мог скрывать свою трехцветную душу за красным покрывалом, то сегодня красный цвет исчез, остался только триколор.
Реформизм “снизу”, с револьвером или без него, также играет роль амортизатора социального напряжения
В течение последних 15 лет порой немалые слои рабочего класса узнавали, что нельзя доверять коллаборационистским профсоюзам. Но ухудшение положения пролетариата питает в то же время некоторые надежды по отношению к профсоюзам и их способности, не смотря ни на что, прийти на помощь трудящимся, что возможно только уважая их “права” и используя законные средства. Эта типичная демократическая надежда, еще живущая среди рабочих, питает в рядах пролетариата старую привычку делегировать посредникам защиту своих собственных интересов. Тот факт, что профсоюзы удерживают монополию в переговорах с патронатом, играет важную роль в объяснении того, что 99 процентов самых боевых порывов ограничиваются оказанием давления на профсоюзы, для того, чтобы “убедить” или заставить их встать на сторону пролетариата, а не на сторону хозяев предприятия. Профсоюзы, все более стремятся быть простыми посредниками между работодателем и пролетариатом, прежде чем представителями последних, одновременно доверие по отношению к ним имеет тенденцию к исчезновению. Но это не приводит механически и автоматически к разрыву с их аппаратом и всей его практикой и появлению независимой классовой организации.
Попытки самоорганизации, которые существуют в течение многих лет (особенно значительные в Италии), и которые получают размах по случаю отдельных случаев борьбы, остаются еще в слишком большой степени пленниками политиками межклассового сотрудничества и методов борьбы законными и мирными средствами для того, чтобы представлять собой действительный разрыв с традиционным реформизмом. Они являются лишь зародышами новых классовых организаций, но гораздо больше левореформистских организаций, предназначенных возвращать в строй пролетарские слои, которые стремятся избежать тупика официального коллаборационизма. Это не означает, что возрождение реформизма радикальными низами, которые составляют конкуренцию реформизму сверху, исключено. Совсем наоборот, нужно приготовиться к тому, что он возродиться, когда пролетариат включиться в движение и начнет организовываться вне влияния аппарата классового сотрудничества.
Пролетариат крупных капиталистических стран не познал еще массового и резкого ухудшения жизненных условий; несмотря ни на что, ему удалось удержать полученные завоевания и не впасть в положение полной нищеты. Большинство пролетариев продолжило, следовательно, повторять, молитвы о социальном мире, которые ему нашептывают как традиционные реформисты, так и реформисты наиболее “боевые”: отказ от насилия, демократические методы, переговоры, отказ от действий без профсоюзного единства и т.д. “Революционеры” периода после 68 года сделали все возможное, чтобы утихомирить неугомонный рабочий класс, когда он отваживался уходить от организаций классового сотрудничества и отвернуться от рамок буржуазной политики: опираясь на теории и практику поссибилизма, различные крайне левые движения привели период боевой классовой борьбы в тупик “демократических дебатов”, “прямой демократии” или так называемой “контр-власти”, неизбежно возвращаясь к избирательной деятельности и политике отдельных политиков. Реформизм “снизу” подавал руку реформизму “сверху” всякий раз, когда было необходимо еще сильней заключить рабочий класс в клетку межклассового сотрудничества и буржуазной политики.
В своем глубоком отступлении пролетариат – это еще в большей степени субъект для корпоративизма, индивидуализма, соучастия с теми, кто обещает дать некоторую защиту против шаткости своего положения, будь то коллаборационистские профсоюзные организации, религиозные, криминальные организации, новые национал-популистские партии или просто иерархические структуры на предприятии. Тогда может показаться, что эпоха левых и крайне левых партий близится к концу. Но в действительности исчезают только частные формы
, аппаратные структуры, которые вступают в кризис, персональный политический состав, который меняет свое предназначение. Фундаментальные требования буржуазного общества остаются теми же самыми, в том, в частности, что касается социального контроля. Изменение, “переустройство” реформизма стремится к восстановлению опор, способных сопротивляться давлению, которое неизбежно появится в будущем, стремится вновь поставить на ноги силы, которые могут успокоить гневную реакцию, заставить свести напор требований к народной солидарности и представить себя в качестве избирательной или правительственной “альтернативы”. Силы такого рода не изобретаются в один прекрасный день; их производит и ставит на ноги само буржуазное общество, питает порочный механизм демократии, согласно которому все требования могут быть изложены перед так называемым “народным суверенитетом”.Но идеологические представления, которые постоянно производит буржуазное общество, есть лишь, простые или сложные, но мистификации действительности, где неумолимо заостряются элементы кризиса, где возрастают факторы конфликта, и где неизбежно происходят столкновения между классами. Чтобы противостоять этому будущему взрыву социальных противоречий и противоречий внутри буржуазии, для того, чтобы избежать того, что они выльются в новый революционный период, господствующий
класс готовится использовать новые формы социального реформизма; тем более, что поскольку его политическая власть не находится под угрозой, он контролирует пролетариат демократическим и согласованным способом посредством сил, которые говорят от его имени.И среди этих сил всегда есть место – большее или меньше в зависимости тот потребностей – для “экстремистов”, революционеров на словах или вооруженных реформистов (как мы назвали движения вооруженной борьбы типа “Красных бригад”). Вот почему необходимо не забывать уроки опыта ложных “крайне левых”, сторонников герильи или разного рода движений, с которыми познакомился европейский и не европейский пролетариат.
Примечания
- “Деколонизация” соответствовала долгому периоду, последовавшему за последней мировой войной, в ходе которого было подтверждено всепланетное первенство американского империализма. Британия, бывшая великая держава, сильно уменьшила свое международное влияние, за этим последовал закат французской колониальной империи, тогда как побежденные государства (Германия, Япония, Италия) потеряли свои колонии автоматически. Старые колониальные державы, подчиненные неблагоприятному соотношению межимпериалистических сил и сталкивающиеся с растущим давлением движений за национальную независимость, предпочитают, зачастую, скорее согласиться на независимость своих колоний, чем поддерживать открытой военной силой свое господство (случай стран франкоязычной черной Африки или британских колоний). В других случаях они, не колеблясь, устраивали кровавые колониальные войны для того, чтобы не позволить ускользнуть особенно ценным колониям (случай Алжира, Суэцкого канала, Анголы и т.д.). В той мере, в какой отсутствовала классовая пролетарская борьба в метрополиях, которая могла бы послужить центром притяжения для масс, восставших против колониального господства, буржуазные слои колониальных стран без особого труда становились во главе этих восстаний и приходили к соглашению с тем или иным империализмом для того, чтобы гарантировать успех их “независимости”. Старая колонизация уступила место колонизации современной, колонизации наиболее мощными центрами империализма и мировым рынком, в зависимости от интересов, соответствующих тем или иным природным богатствам, тому или иному стратегическому положению и т.д. Движения за независимость, которым удалось разбить колониальные армии, оказались перед лицом противоречий оставленных колониализмом в наследство: разрушение докапиталистического способа производства не было компенсировано слишком углубленным развитием капиталистического способа производства и, следовательно, к докапиталистической отсталости в очень многих бывших колониях добавилась отсталость капиталистическая, которая не оставляла их слабой национальной экономике никакого поля для маневра по отношению к мировому рынку.
- В докладе о развитии империализма, сделанном на общем собрании партии в конце 1977г. (опубликованном на французском языке под заголовком “Задачи, которые партия должна выполнить для подготовки условий для революционного выхода из кризиса”, “Le Proletaire” n° 258, 14.01.1978), было сказано, что речь идет о том, чтобы “понять как и почему возрождение пролетарского движения обречено начать с самого низкого уровня “стихийности”, уровня, который - вопреки нашей собственной “послевоенной перспективе” - мы считали возможным преодолеть одним броском, когда мы указали трудящимся как приоритетную, и даже почти как предварительную, цель “восстановление классовых профсоюзов”. В действительности, для того, чтобы процесс, который когда-то превратил красные профсоюзы в трехцветные, смог пойти в обратном направлении, были, и все еще остаются необходимыми два условия: возрождение сильного и широкого движения, хотя бы тред-юнионистского, пролетариата и в его кильватере, усиление революционной партии”.