Назаренко Юрий

Двоевластие в Испании 1936г.

 Развитие почти каждой глубокой социальной революции представляет собой неравновесный процесс (внутри которого борются силы, толкающие ее вперед, и с одной стороны, и тормозящие ее развитие, с другой), протекающий в условиях цейтнота – внешнего обстоятельства, которое вынуждает противоборствующие стороны процесса к возможно более быстрому разрешению вопроса: кто – кого. В Испанской революции, как и в революции русской, этим обстоятельством была война. Правда, война гражданская.

Революция или республика? Этот вопрос должен был неизбежно встать со всей определенностью. Но необходимость подавления мятежа делала разрешение его неотложной задачей. Нельзя противостоять хорошо подготовленной марокканской армии, начавшей марш на Мадрид, руководимой опытными офицерами, имеющей финансовую поддержку испанского капитала и военную поддержку фашистских Германии и Италии, не имея единой централизованной власти, централизованного командования, без превращения республиканской (или революционной, в зависимости от того, какая сила возьмет верх) части страны в единый военный лагерь. Быстрое продвижение мятежников к Мадриду, поэтому неизбежно должно было резко усилить борьбу между республикой и революцией за право объединить соответствующую территорию под своей жесткой, непререкаемой властью.

Классовый инстинкт трудящихся и опыт июльских боев заставляли их не верить правительству республики и укреплять собственные революционные органы власти. Решив первоначальные задачи по предотвращению немедленной победы реакции, последние стали обрастать структурами, призванными обеспечить их постоянное функционирование в качестве реальной власти. И эта реальная власть взялась за решение самых различных задач, от экспроприации земли и коллективизации до налаживания работы на коллективизированных промышленных предприятиях. От создания новых органов революционной юстиции до школ по подготовке военных кадров. При этом власть номинальная, в большинстве случаев, могла лишь утверждать то, что требовала реальная власть революционных комитетов.

В Каталонии это были комитеты милиции, только благодаря поддержке, которых и могло действовать Хенералите, официальное правительство Каталонии. Анархистский лидер Абад де Сантильян позже писал: “Установление революционного порядка в тылу, организация сил, более или менее обладающих командным составом для ведения войны, офицерское образование, школа связистов и сигнализации, питание и обмундирование, организация экономики, юридическая и законодательная деятельность, Комитет милиции был всем, за всем наблюдал, превращение мирной промышленности в военную, пропаганда, отношения с правительством в Мадриде, помощь всем центрам борьбы, отношения с Марокко, обработка наличных земель, здравоохранение, наблюдение за побережьем и границами, тысяча самых разнообразных проблем. Мы должны были платить милиционерам, их семьям, вдовам бойцов, одним словом, несколько десятков человек, мы противостояли задачам, которые требовали для правительства дорогостоящей бюрократии”. (1)

В Астурии вначале были сформированы две конкурирующие структуры революционной власти. В Хихоне СНТ сформировала Военный комитет, а в Сама де Лангрео - Народный комитет, возглавляемый социалистами, традиционно пользовавшимися влиянием в шахтерских городках и поселках. В сентябре им удастся объединиться. Новая структура сохранит название и местоположение созданной анархистами, но новый Военный комитет возглавил социалист Белармино Томас.

Комитет общественного спасения Малаги распространил свое влияние на всю провинцию. Комитет бдительности проводил репрессии, Рабочие комитеты взяли в свои руки вопросы питания и здравоохранения, Женские комитеты – проблему беженцев. Французский журналист Луи Делапрэ писал 19 августа: “Здесь советы рабочих и милиционеров удерживают всю власть. Гражданский губернатор является в их руках лишь машиной для постановки подписей. Это бледный жирондист, дрожащий перед монтаньярами, по сравнению с которыми наши - это малые дети”. (2)

Наиболее оригинальную форму приняла революционная власть в Арагоне. Здесь местные органы власти оказались, в основном, на стороне мятежников. Города и деревушки здесь были освобождены колоннами анархистов Каталонии. Проведя тотальную чистку от “фашистских” элементов, они организовали свои органы власти. Деревенские комитеты и комитеты небольших городков не только были реальной, но и единственной властью. Они избирались на поселковых ассамблеях. В начале октября их представители соберутся на съезд в Бухаралосе, где будет создан Совет обороны. Это была наиболее законченная форма революционной власти, представляющие избранные трудящимися деревень и городов комитеты. Напоминая по своей структуре Советы, она вызвала постоянные нападки со стороны официальной компартии. Многие месяцы Совет Арагона не будет признаваться республиканским правительством. Он будет последним органом революционной власти, ликвидированный республикой лишь летом 1937г.

Вся эта власть покоилась на вооруженном народе, на милиции. Ее уязвимым местом была партийность. Созданные отряды формировались партиями и профсоюзами и подчинялись только их руководству. Процесс их консолидации, в условиях отсутствия единой централизованной на национальном уровне власти, шел медленно, что приводило к конфликтам в борьбе за влияние, за получение оружия и т.д. Тем не менее, и здесь шел процесс организации, структурирования боевых единиц, подбор кадрового состава и т.д. Ощущалась катастрофическая нехватка офицерских кадров. В Барселоне Центральный комитет милиции поручил одному из вождей СНТ Гарсия Оливеру организацию “Народной военной школы”, начавшую подготовку офицерских кадров по ускоренной программе.

Часть милиции оставалась в тылу, обеспечивая реальную власть комитетов на местах, вооруженную основу для революционного террора и т.д.

Проблема армии была центральной в споре за власть между республикой и правительством. Тот, кто ее сформирует, получит реальный контроль над антифашистской Испанией. Классовый интерес пролетариата требовал взять этот процесс в свои руки, доведя революцию до конца. Этого же требовал и классовый интерес республиканцев, силою обстоятельств вынужденных изображать из себя попутчиков революции. Как только прошел шок от июльских боев, они стали показываться на белый свет, пытаясь потихоньку вернуть себе реальное руководство страной и ликвидировать революцию. Но их возможности были крайне ограничены. Не имея возможности самим занять доминирующее положение, они пытались возрождать структуры буржуазной республики, приглашая туда руководителей рабочих лидеров. Признав комитеты, правительство пыталось ввести этот факт в русло “легальности”, “санкционируя” их создание и пытаясь регулировать их деятельность. Создавалась видимость, что республика идет рука об руку с революцией.

Единственным успехом республиканцев был более или менее надежный контроль над Мадридом, где улицы контролировала изрядно подчищенная, но ее полиция. Правительство, пытаясь взять инициативу в свои руки, издает 31 июля декрет о том, что плату солдатам и милиционерам осуществляет государство, хотя и тех и других выделяют партии и профсоюзы. Это был первый шаг к тому, чтобы взять революционный процесс под свой контроль.

Еще более откровенная попытка была сделана в Каталонии, где 2 августа трое представителей Объединенной соцпартии Каталонии (образованной в конце июня в результате слияния социалистов и коммунистов Каталонии и полностью подчиненной КПИ и Москве) вошли в состав правительства. Сталинисты первыми подали руку помощи утопающей буржуазной республике. Но резкий протест ПОУМа и СНТ заставил их через шесть дней покинуть кабинет, дабы не растерять свое влияние в рабочей среде.

Тем временем правительство Мадрида продолжало попытки сформировать вооруженные силы, подконтрольные непосредственно ему. Оно объявило о мобилизации трех призывных возрастов, которым оно собиралось придать контингент верных ему офицеров. Милиция и рабочие организации (за исключением коммунистов) резко выступили против, не без основания видя в этом попытку возродить регулярную буржуазную армию. Колонна Кабальеро открыто пригрозила маршем на Мадрид, чтобы помешать этому. Рупор левых социалистов “Claridad” недвусмысленно заявил 20 августа: “Считать, что на место реально сражающейся армии, которая в некоторой степени контролирует свою собственную революционную деятельность, нужно поставить армию другого типа, значит мыслить в терминах контрреволюции”. В Барселоне 10 тысяч призывников, собравшихся по призыву СНТ, приняли резолюцию, которая утверждала: “Мы хотим быть милиционерами свободы, а не солдатами в униформе. Армия показала себя угрозой для страны, только народная милиция защищает общественные свободы: милиционерам – да! Солдатам – нет!”. (3)

В Барселоне Хенералите вынуждено принять декрет о включении призывников в состав милиции. В других местах партии и профсоюзы в казармах и в новых военных формированиях создали “Советы рабочих и солдат”. На этом этапе правительство потерпело поражение. Оно повисло в воздухе в тот момент, когда положение на фронте еще более обострилось. Вопрос о том, кто должен возглавить борьбу с реакционным мятежом, республика или революция, встал во весь рост.

Буржуазные демократии Запада открыто отмежевались от республики, неспособной подавить революцию, угрожавшую как непосредственным, так и долговременным интересам их капитала. Такая ситуация еще более усиливала позицию тех, кто считал, что единственный путь победить фашизм – это революция. Ситуацию “спас” сталинизм. Для того чтобы спасти буржуазную республику потребовался не только свой доморощенный оппортунизм, но и так сказать оппортунизм международный. Тот явился в лице “социалистического” СССР, который присвоенным себе авторитетом Октябрьской революции не только “успокоил” часть революционеров и рабочих, но и дал республике оружие, в том  числе и против революции.

Но политически последствия этой “помощи” были гораздо важней. Она как бы шла в “поддержку” революционеров. Ведь помощь оказывали, казалось бы, руководители самой великой в истории революции. Этого оказалось достаточно, чтобы остановить надвигающийся революционный кризис, сложившийся во второй половине августа 1936г., когда быстрое наступление франкистов на Мадрид вновь продемонстрировало, что буржуазная республика не может справиться с реакционной военщиной.

Конечно, революционный порыв шел не от КПИ, чей голос звучал диссонансом по отношению к настроению масс. Так Хесус Эрнандес заявил 8 августа: “Мы не может сегодня говорить о пролетарской революции в Испании, потому что исторические условия этого не позволяют”. Ему вторил Хосе Диас: “Мы желаем бороться только за демократическую республику с широким социальным содержанием, В настоящее время не может стоять вопроса ни о диктатуре пролетариата, ни о социализме, но лишь о борьбе за демократию против фашизма”. (4) Как будто эта демократия не была буржуазной, не имела общих классовых интересов с тем же фашизмом, и как будто этот классовый интерес перестал играть решающую роль для буржуазии!

Инициатива шла от социалистов Ларго Кабальеро и радикального крыла анархистов. Первый – образцовый реформист с многодесятилетним стажем, которого события испанской революции после 1931г. и собственный министерский опыт 1931-33гг. толкнул на радикальные позиции. Еще в апреле 1936г. мадридская группа социалистов, находящаяся под влиянием другого левого социалиста Аракистана, приняла программный документ, в котором утверждала, что социализм в Испании можно установить лишь посредством диктатуры пролетариата. Но прошлое не оставляло лидера социалистов, толкая его к постоянным колебаниям. После июльских боев он утверждает, что “чисто социалистическое правительство” возможно лишь после подавления мятежа. (5)

Августовское наступление мятежников вновь толкнуло его к радикализму. Михаил Кольцов так излагает позицию Ларго Кабальеро: “Обвинил его (правительство – прим. авт.) в полном неумении и отчасти даже в нежелании подавить мятеж. Министры – неспособные, тупые, ленивые люди… Да и кого они представляют? Все народные силы объединяются вне рамок правительства, вокруг социалистических и анархистских профсоюзов. Рабочая милиция не верит правительству, не верит военному министерству, потому что оно пользуется услугами темных личностей, бывших реакционных королевских генералов, кадровых офицеров, заведомых изменников. Рабочая милиция уже не слушается правительства, и если так дело пойдет дальше, она сама возьмет в руки власть”. (6)

Кольцов возражал Ларго Кабальеро, ссылаясь на большевистский опыт по созданию регулярной армии. Он, разумеется, умалчивал о том, в руках какого класса эта армия. Диктатура пролетариата может допустить, если требует обстановка, существование регулярной армии, но в руках буржуазного правительства, а именно таковым было правительство республики, она неизбежно становится орудием подавления рабочего класса, его революции. Поэтому, рабочие не желают создания ее руками правительства республиканцев. Они могут поверить своему рабочему  правительству, если оно скажет, что необходима регулярная армия, но … они могут по неопытности поверить и своим нестойким вождям, согласившимся войти в правительство буржуазии. Именно для этого, в критический момент, последняя и зовет в правительство соглашателей из числа “революционеров”. Именно роль такого “революционера” и должен был сыграть лидер социалистов.

Красноречиво это обрисовал его конкурент справа в борьбе за влияние в соцпартии, Индалесио Прието, в разговоре с тем же Кольцовым: “Это дурак, который хочет слыть мудрецом. Это холодный бюрократ, который играет безумного фанатика, дезорганизатор и путаник, который претворяется методическим бюрократом. Это человек, способный погубить все и всех… И все-таки, по крайней мере сегодня, это единственный человек, вернее, единственное имя, пригодное для возглавления нового правительства”. (7)

Либеральной буржуазии нужен был “революционер”, который во главе буржуазного правительства уговорит рабочих выполнять программу по защите ее господства. Действительно, найти более авторитетного в национальном масштабе лидера было невозможно. Именно на этом построило свой расчет московское руководство, когда возникла угроза, что Ларго Кабальеро осмелится на революционный переворот.

А угроза была реальной. Слова, сказанные Кольцову, о возможности взятие власти милицией были не случайны. На какое-то время эта мысль завладела Ларго Кабальеро. Сейчас трудно нарисовать картину, точную во всех деталях. Французские историки Пьер Бруэ и Эмиль Темим, в своей книге “Революция и война в Испании”, приводят свидетельства о том, как разворачивалась закулисная борьба за создание нового правительства.

 Согласно этой версии ситуация развивалась так. На общем собрании представители СНТ и УГТ, двух основных профсоюзов Испании, создали Временный комитет, призванный организовать “государственный переворот” и привести к власти Хунту с участием всех рабочих партий во главе с Ларго Кабальеро. Но Альварес дель Вайо, который был для Москвы “своим человеком” в соцпартии, предупредил об этом президента Асанью, пригрозившего своей отставкой, т. к. указанный переворот выходил за рамки “легальности”. Но социалисты и анархисты могли проигнорировать эту угрозу. Тогда в дело вмешался посол СССР в Испании Марсель Розенберг.

Он встретился с членами Временного комитета. Перед ними встал выбор. Или довести революцию до конца, расправиться с ее противниками на своей территории, разоблачить предательство республики (посредством пакта о невмешательстве в Испанские дела) руководством СССР и Франции, обратиться к международному пролетариату с призывом о помощи. Но в этом случае можно забыть о военной помощи СССР (не желающего нарушать указанный пакт), и тем более Франции. Или пойти на создание правительства Народного Фронта во главе с Ларго Кабальеро и с участием республиканцев. Это правительство признал бы президент Асанья, также как СССР и западные демократии. Оно могло бы рассчитывать на помощь Франции и СССР. Причем помощь последнего была обещана в самое ближайшее время. Пакт о невмешательстве в этом случае не мешал! Такая вот альтернатива была предложена представителем “штаба мировой революции”, коим все еще именовался Коминтерн, находящийся под полным контролем Москвы!

Старое соглашательское прошлое сказалось: Ларго Кабальеро выбрал второй путь. Трудно сказать, как развивалась бы ситуация дальше, но вмешательство Москвы оказало решающее значение. Трудно поверить, что если бы Розенберг пообещал бы помощь революции, социалисты и анархисты от нее бы отказались. Не говоря уж о на все согласной КПИ. Но на деле был поставлен ультиматум: или помощь или революция. С этого момента роль сталинизма в сдерживании, а затем и подавлении революции становится решающей.

Он не спешил на помощь революции, да и республике в самые первые дни, когда эта помощь могла оказаться решающей. Он боялся революции и не хотел сориться с западными демократиями, с которыми надеялся заключить союз против Германии. Лишь в конце августа представителей республики, обещавших большие суммы золотом в обмен на советское вооружение, пустили в СССР, и то не в Москву, а держали их инкогнито в Одессе. Вальтер Кривицкий, резидент советской разведки в Западной Европе, и порвавший позже со сталинизмом, напишет спустя несколько лет: “Немногие ветераны Коминтерна, еще преданные всей душой идеалам мировой революции, черпали в борьбе в Испании новую надежду. Старые революционеры и вправду надеялись, что испанская гражданская война заново подожжет энтузиазм в мире. Но их энтузиазм не производил на свет ни боеприпасов, ни танков, ни самолетов, ничего из того, чем фашистские державы снабжали Франко. Реальная функция Коминтерна в тот конкретный момент сводилась к тому, чтобы потопить громким шумом коробившие слух отзвуки леденящего молчания, исходившего от Сталина” (8).

Лишь по мере того, как новое правительство начнет выполнять свои задачи по ликвидации революционных органов власти, советское оружие начнет поступать в Испанию. Однако, оказывая помощь республиканской Испании, Сталин убивал, по меньшей мере, четырех “зайцев”. Во-первых, останавливал пролетарскую революцию в Испании, которая в случае победы могла поколебать власть бюрократии в СССР. Во-вторых, как он надеялся, создавал благоприятную обстановку для развития отношений с Францией против Германии. В-третьих, антифашистская шумиха была нужна ему в СССР, где он начал массовые репрессии и показательные процессы против старых большевиков. Он как бы показывал, что, смотрите мол, угроза фашизма реальна, и я, Сталин, реальный борец с ней и в СССР и в Испании. В-четвертых, ему нужен был антифашистский имидж за рубежом, где рабочее движение было важным рычагом в отношениях с иностранными государствами. Ему нужна была и поддержка “левой” интеллигенции, поставленная в тупик первым показательным процессом, прошедшим как раз в те дни, когда испанские революционеры вновь подняли вопрос об установлении власти рабочего класса.

ПОУМ был первой зарубежной рабочей организацией, открыто выступившей против подобного судилища. Когда 27 августа весть о казни Каменева, Зиновьева и их товарищей дошла до Испании, орган ПОУМа “La Batalla” откликнулся на это своей передовой статьей: “Мы революционные социалисты, марксисты (называть себя коммунистами в тот момент, когда, от имени коммунизма, убивают коммунистов, это вызвало бы замешательство среди людей). От имени социализма и революционного рабочего класса мы протестуем против чудовищного преступления, которое только что совершенно в Москве”. (9) После этого ПОУМ окончательно стал для сталинизма врагом, подлежащим безжалостному уничтожению. Как и вся испанская революция.

Двоевластие закончилось. Ларго Кабальеро сформировал 4 сентября свой новый кабинет. Разумеется, он надеялся (как и всякий искренне заблуждающийся оппортунист), что ему удастся законсервировать революцию, дабы после разгрома фашизма, можно было ее продолжить. Как всегда в таких случаях он должен был на практике заняться ликвидацией революции. А куда деваться? Государственная машина должна работать. Она должна воевать с мятежниками. И Ларго Кабальеро создает регулярную армию буржуазной республики, постепенно ликвидируя милицию. И если решение о мобилизации, принятое правительством Хираля, вызвало протесты, то мобилизация, объявленная “революционером” Ларго Кабальеро прошла достаточно успешно. Шаг за шагом он должен будет ликвидировать революционные органы власти, многочисленные комитеты, заменяя их законными республиканскими структурами. Да, в эти структуры включали, прежде всего, членов этих самых комитетов. Но это уже не проблема: в созданных полновластных структурах всегда можно заменить (или подкупить) неугодного активиста. Когда же после кровавого подавления восстания в Барселоне в мае 1937г. Ларго Кабальеро откажется нанести последний удар по остаткам революции и уничтожить ПОУМ, дойдет очередь и до него. Мавр сделал свое дело. Республика была восстановлена, революция окончилась.

 

1)      P. Brouι, E. Temime “La revolution et la guerre d’Espagne”, Les Ιditions de Minuit, Paris 1995 (1-θre edition: 1961), p. 115.

2)      Ibid., p. 119.

3)      Ibid., p. 130.

4)      Ibid., p. 175.

5)      Ibid., p. 176.

6)      М. Кольцов “Испанский дневник”, “художественная литература”, М., 1988, стр. 77.

7)      Там же, стр. 76.

8)      В. Кривицкий “Я был агентом Сталина”, “ТЕРРА – Книжный клуб”, М., 1998, стр. 61-62.

9)      V. Alba “Histoire du POUM”, Ιditions Champ Libre, Paris, 1975, p. 195.

 
Госкап-сайт