Интернациональное коммунистическое течение
Русский эксперимент.
Введение МКТ.
Статья, которую мы воспроизводим ниже была опубликована группой Левые коммунисты Франции (ЛКФ) в журнале “Internationalisme” №10, вышедшем в мае 1946 года. “Internationalisme” рассматривается нами в качестве продолжения журналов “Bilan” и “Octobre”, которые перед началом второй мировой войны издавали Интернациональные Левые коммунисты, от которых и ведут свое происхождение ЛКФ, и основные политические ориентиры которых они принимают как свои. Но “Internationalisme”это не просто продолжение, но также и преодоление “Bilan”.
Русский вопрос находился в центре обеспокоенности и политических дискуссий в пролетарской среде в начале 1930-х годов, и эти дискуссии постоянно усиливались в течение войны и первых послевоенных лет. В общем итоге, четыре различных варианта проявились в ходе этих дискуссий:
1) Те, кто полностью отрицают пролетарский характер Октябрьской революции, также как и партии большевиков и для которых русская революция была только буржуазной. Основными защитниками этого варианта были группы, причислявшие себя к движению консейистов (от французского conseil– совет – прим. перев.), в частности группа Панекука и голландские левые.
2) На противоположном крае мы находим Левую оппозицию Троцкого, для которого, несмотря на всю контрреволюционную политику сталинизма, Россия сохраняет фундаментальные завоевания пролетарской Октябрьской революции: экспроприацию буржуазии, огосударствление и планирование экономики, монополия внешней торговли; вследствие этого политический режим в России остается деформированным рабочим государством и, на этом основании, требует защиты всякий раз, когда он вступает в вооруженный конфликт с другими державами; долг русского и мирового пролетариата – его безусловная защита.
3) Третья, “антиоборонческая”, позиция основывается на таком анализе политического режима в России, согласно которому этот режим не был “ни капиталистическим, ни рабочим”, также как и само государство, но “коллективистским бюрократическим режимом”. Этот анализ претендовал на то, чтобы быть дополнением к марксистской альтернативе: капиталистическое варварство или пролетарская революция для создания социалистического общества, добавляя к ней третий путь, путь нового общества, не предвиденного марксизмом, бюрократическое, антикапиталистическое общество [1]. Это третье течение найдет себе адептов в рядах троцкистов перед и во время войны и в 1948 г. порвет с троцкизмом, чтобы дать начало группе “Социализм или варварство” под верховным руководством Шальо-Касториадиса [2].
4) Итальянская Фракция Интернациональных левых коммунистов энергично боролась против этой ошибочной теории “третьей альтернативы”, претендующей на внесение “поправок”и “нововведений”в марксизм. Но не сумев дать собственный адекватный анализ действительной эволюции приходящего в упадок капитализма, она предпочтет пока оставаться на твердой почве классической формулы: капитализм = частная собственность; ограничение частной собственности = движение к социализму, претворяясь в том, что касается российского режима, в другую формулу: устойчивость деформированного рабочего государства с его контрреволюционной политикой и отказ от защиты России в случае войны.
Эта противоречивая, гибридная и открывающая дверь всякого рода опасной путанице формула возбудила критику в рядах итальянской фракции уже накануне войны, но эта критика была вытеснена вопросом куда более срочным, а именно перспективой начала всеобщей империалистической войны, которая отрицалась руководством Фракции (тенденция Версези).
Дискуссия о классовой природе сталинистской России была возобновлена в ходе войны итальянской фракцией, восстановленной на юге Франции в 1940 г. (восстановление осуществилось без участия тенденции Версези, который отрицал всякую возможность существования и деятельности революционной организации во имя теории социального исчезновения пролетариата во время этой войны). Эта дискуссия быстро заставила решительно отбросить все двусмысленности и все софизмы, содержащиеся во взглядах на деформированное рабочее государство, которые Фракция защищала перед войной и изложить анализ сталинистского государства как продукт государственного капитализма[3].
Но именно ЛКФ, начиная с 1945 г., в своем журнале “Internationalisme”углубили и расширили понятие государственного капитализма в России, интегрировав в глобальном рассмотрении всеобщую тенденцию капитализма в период его упадка.
Статья, которую мы вновь публикуем, является частью многочисленных текстов журнала, посвященных проблеме госкапитализма. Статья далека от того, чтобы исчерпать собой весь вопрос, но публикуя ее мы хотим показать, помимо ее неоспоримого интереса, продолжение и развитие теоретической мысли в движении Интернациональных левых коммунистов, представителями которых мы себя провозглашаем.
“Internationalisme” решительно покончил с тайной сталинистского государства в России, сделав очевидной всеобщую историческую тенденцию к государственному капитализму, частью которой оно и является. Он также сделал очевидной специфичность русского государственного капитализма, который, весьма далекий от того, чтобы выражать “переход от формального господства капитализма к господству реальному”, как на этом тупо настаивают наши диссиденты из FECCI (испанская фракция CCI? – прим. перев.), имеет в качестве своего источника триумф сталинистской контрреволюции после того, как Октябрьская революция уничтожила старый буржуазный класс.
Но у “Internationalisme” не было времени для того, чтобы развить дальше свой анализ государственного капитализма и, в особенности, объективных пределов этой тенденции. Даже если “Internationalisme” мог написать: “Экономическая тенденция к государственному капитализму, ни в коем случае не могущая найти свое завершение в социализации и коллективизации в рамках капиталистического общества, остается тем не менее весьма реальной тенденцией…”(“Internationalisme” №9), он не дошел до анализа причин и пределов, которые и мешают ей “смочь завершиться”. Это надлежало сделать МКТ, приступившей к рассмотрению вопроса в рамках обозначенных этим журналом.
Нам принадлежит разоблачение того факта, что государственный капитализм, далекий от разрешения непреодолимых противоречий периода упадка, лишь добавляет новые противоречия, новые факторы, усугубляющие в итоге положение мирового капитализма. Одним из этих факторов является создание все более избыточной массы непроизводительных, паразитических слоев общества, все более возрастающая безответственность этих агентов государства, которые парадоксальным образом предназначены регулировать, ориентировать и управлять экономикой.
Недавний крах сталинистского блока, увеличение числа скандалов связанных с коррупцией, которая царит в аппаратах государств всего мира, несут подтверждение “паразитизации” можно сказать всего правящего класса. Абсолютно необходимо продолжать эту работу исследования и разоблачения тенденции к паразитизму, к безответственности всех высших функционеров, тенденции, ускоряющейся в условиях государственного капитализма.
Примечания:
[1] Среди первых сторонников этой теории следует назвать Альбера Трена, который опубликовал в 1932 г. два выпуска под заглавием “Русская загадка” и который на этой позиции порвал с группой, известной под именем Баньолетской группы (Баньоле – один из районов Парижа – прим. перев.). Альбер Трен, бывший генеральный секретарь ФКП, бывший руководитель группы Левой оппозиции “Ленинское единство”в 1927 г. и группы “Коммунистическое возрождение”в 1928-31 гг., после разрыва с Баньолетской группой, эволюционировал, как и многие другие вступив в 1935 г. в Социалистическую партию, а во время войны – в движение сопротивления. В 1945 г. находим его не только реинтегрированным в армию со своим званием капитана, но еще и во главе оккупационного батальона в Германии в качестве командира.
[2] Следует указать, что консейисты из голландских левых, в частности лично Паннекук, разделят позже основные направления этого блистательного анализа третьей альтернативы (см. переписку Шальо – Паннекук в журнале “Социализм или варварство”).
[3] В 1945 г., вместе с основанием ad-hoc (для этой цели – лат.) Интернациональной Коммунистической Партии в Италии, стремительный распад фракции, прибытие Бордиги со своими теориями “инвариантности”марксизма, “двойной революции”, “поддержки национального освобождения”, различия “географических зон”, провозглашения “врага №1, империализма США” и т.д. и т.п., означают резкое отступление этой новой партии в вопросе о классовой природе сталинского режима и в отрицании понятия упадка и его политического выражения: государственного капитализма.
Русский эксперимент.
“Internationalisme”
Левые коммунисты Франции, 1946.
Нет более никаких сомнений: первый опыт пролетарской революции, в той части, в какой он представляет собой положительный опыт, а еще более в негативных уроках, которые он содержит, лежит сегодня в основе всего современного рабочего движения. Пока итоги этого эксперимента не будут подведены, пока его уроки не будут освещены и усвоены, пролетариат и его революционный авангард будут обречены топтаться на месте.
Даже допуская невозможное, т.е. то, что пролетариат, игрой необыкновенно благоприятных обстоятельств, захватит власть, он не сможет в этих условиях ее удержать. За очень короткий отрезок времени он упустит руководство событиями, и революция не замедлит увлечь себя на путь возврата к капитализму.
Революционеры не могут просто довольствоваться занятием позиции по отношению к сегодняшней России. Проблема защиты или отказа от защиты России уже давно перестала быть предметом спора в лагере пролетарского авангарда. Империалистическая война 1939-1945 гг., в которой Россия показала себя в истинном свете, в глазах всего мира, как одна из самых алчных и жестоких империалистических держав, окончательно сделала защитников России, в какие бы одежды они не рядились, агентами, политическим продолжением русского империалистического государства в рядах пролетариата, на том же основании, на котором война 1914-1918 гг. вскрыла окончательную спайку социалистических партий с национальными капиталистическими государствами.
Мы не считаем нужным возвращаться к этому вопросу в настоящем исследовании. Мы также не будем возвращаться здесь к вопросу о природе русского государства, которое оппортунистическое течение в среде Левых интернациональных коммунистов еще пытается представить как имеющее “пролетарскую природу с контрреволюционной функцией”, как “деформированное рабочее государство”. Мы намереваемся покончить с этой изощренной софистикой так называемой противоположности, которая якобы существует между пролетарской природой и контрреволюционной функцией русского государства и которая, вместо того, чтобы привнести малейший анализ и объяснение эволюции России, прямо ведет к усилению сталинизма, русского капиталистического государства и международного капитализма. Впрочем, мы констатируем, что с начала наших исследований и полемики против этой концепции, проявившейся в №6 “Международного бюллетеня”итальянской Фракции в июне 1944 г., защитники этой теории не осмелились больше открыто вернуться к ее защите. Левые коммунисты Бельгии официально заявили, что они отказываются от этой концепции. Интернациональная коммунистическая партия (ИКП) Италии, кажется, еще не заняла определенной позиции. И если мы не находим у них открытой и методичной защиты этой ошибочной концепции, мы не находим также и ее недвусмысленного отрицания. Это объясняет, почему в публикациях ИКП Италии постоянно находят термины “деформированного рабочего государства”, тогда когда речь идет о русском капиталистическом государстве.
Очевидно, что речь не идет просто о вопросе терминологии, но о существовании ошибочного анализа русского общества, об отсутствии теоретической точности, которое мы в равной степени встречаем среди других программных и политических вопросов.
Объект нашего изучения служит исключительно выявлению того, что, как нам кажется, является фундаментальными уроками русского эксперимента. Это не история событий, которые произошли и следовали друг за другом в России, которую мы намереваемся описать, каково бы ни было их значение. Такой труд требует усилий, которые превосходят наши способности. Мы хотим только попытаться исследовать ту часть русского эксперимента, которая, преодолевая случайные рамки исторической ситуации, несет урок полезный для всех стран и всей будущей социальной революции. Мы рассчитываем, таким образом, принять участие и внести свой вклад в изучение фундаментальных вопросов, решение которых может прийти лишь в результате усилий всех революционных групп посредством международной дискуссии.
Собственность частная и собственность коллективная.
Марксистская концепция частной собственности на средства производства, как фундаменте капиталистического производства, а, значит, капиталистического общества, казалось, содержит и другую формулу: исчезновение частного владения средствами производства было бы эквивалентно исчезновению капиталистического общества. К тому же мы находим во всей марксистской литературе формулу исчезновения частного владения средствами производства как синонима социализма. Однако, развитие капитализма, или точнее, капитализм в фазе своего упадка представляет нам тенденцию, более или менее выраженную, но равным образом распространенную на все сектора экономики, к ограничению частного владения средствами производства, к их национализации.
Но национализация не есть социализм и мы не будем останавливаться здесь для того, чтобы это доказать. То, что нас интересует – это сама тенденция и ее значение с классовой точки зрения.
Если согласиться, что частная собственность на средства производства является фундаментальной базой капиталистического общества, всякая констатация тенденции к ограничению этой собственности ведет нас к непреодолимому противоречию, а именно: капитализм покушается на условия собственного существования, сам подрывает свою собственную основу.
Было бы совершенно напрасно жонглировать словами и спекулировать на противоречиях, присущих капиталистическому строю.
Когда, например, говорят о смертельном противоречии капитализма, а именно: что он для развития своего производства нуждается в завоевании новых рынков, но что по мере того, как он приобретает новые рынки, он их включает в свою систему производства и разрушает, таким образом, рынок, без которого он не может жить, то дают знать о реальном противоречии, возникающем из объективного развития капиталистического производства, независимом от его воли и неразрешимом для него. То же самое, когда указывают на империалистическую войну и военную экономику, когда капитализм своими внутренними противоречиями производит свое саморазрушение.
И так для всех объективных противоречий в которых эволюционирует капиталистический строй.
Но все выглядит по другому по отношению к частной собственности на средства производства, когда не видны силы, обязывающие капитализм свободно и сознательно втягиваться в образование структуры, которая представляет собой покушение на его природу, на саму его суть.
Другими словами, провозглашая частное владение средствами производства сутью природы капитализма, провозглашают тем самым, что вне этого частного владения капитализм существовать не может. Заодно утверждают, что всякая модификация в смысле ограничения этого частного владения означала бы ограничение капитализма, означала бы модификацию в смысле некапиталистическом, противостоящем капитализму, антикапиталистическом. Кроме того, речь не идет о величине, степени этого ограничения! Прибегнуть к количественным расчетам или показывать, что речь идет лишь о незначительной величине означало бы уклониться от вопроса. Это, к тому же было бы ошибочным, так как недостаточно было бы показывать размах тенденции к ограничению капитализма в тоталитарных государствах и в России, где она распространяется на все средства производства, чтобы в этом убедиться. Вопросом является не величина, но сама природа тенденции.
Если тенденция к ликвидации частного владения реально обозначает антикапиталистическую тенденцию, приходим к этому поразительному выводу: исходя из того, что эта тенденция осуществляется под руководством государства, капиталистическое государство становится агентом своего собственного разрушения.
Именно к этой теории капиталистическо-антикапиталистического государства приходят все главные “социалистические”действующие лица национализации, государственного управления экономикой и все творцы “планов”, которые, в той мере, в какой они не являются сознательными агентами усиления капитализма, являются, тем не менее, реформаторами на службе капитализма. Таковыми являются группы “Abondance” (изобилие), CETES и т.д..
Троцкисты, которые не имеют достаточно аргументов в своей голове, выступают, очевидно, за эти ограничения, потому что все то, что противостоит природе капитализма неизбежно является пролетарским. Они, может быть, немножко скептики, но считают преступным пренебрегать малейшей возможностью. Национализация для них – это все-таки ослабление капиталистической частной собственности. Если они и не говорят, как сталинисты и социалисты, что это кусок социализма в капиталистическом обществе, они, в то же время, убеждены, что это “прогрессивно”. Как истинные хитрецы, они рассчитывают заставить капиталистическое государство сделать работу, которую, в противном случае, оставалось бы сделать пролетариату после революции. “И это кое-что, меньше останется сделать”, – говорят они себе, потирая руки и довольные тем, что порулили капиталистическим государством.
Но “Это реформизм!” – вскрикнет левый коммунист типа Версези. И “по-марксистски”, вот партия не объясняющая явление, но попросту его отрицающая, покажет, например, что национализации не существует, не может существовать, что она всего лишь выдумка, демагогическая ложь реформистов.
Отчего это неожиданное, на первый взгляд, негодование, это упрямство в отрицании? Оттого, что точка отправления общая с реформистами, оттого, что именно на этом основывается вся его теория о пролетарской природе русского общества. И так как у них те же критерии для оценки классовой природы экономики, признание такой тенденции в капиталистических странах может означать для них только признание эволюционного превращения капитализма в социализм.
Это не только потому, что он придерживается “марксистской” формулы частной собственности, но скорее потому, что он придерживается посредством нее, или точнее посредством перевернутой карикатуры на нее идеи, что отсутствие частного владения средствами производства является критерием пролетарской природы русского государства, он и приходит к отрицанию тенденции и возможности ограничения частной собственности на средства производства в капиталистическом обществе. Прежде чем наблюдать реальное, объективное развитие капитализма и его тенденцию к государственному капитализму и исправить свою позицию насчет природы русского государства, он предпочитает довольствоваться формулой и спасать свою теорию о пролетарской природе России, и тем хуже для реальности. И так как противоречие между формулой и реальностью непреодолимо, эту последнюю просто отрицают, и дело сделано!
Третья тенденция попытается найти решение в отрицании марксизма. “Эта доктрина, – говорит она – была верной, поскольку она применялась к капиталистическому обществу, но то, чего Маркс не предвидел и что выходит за пределы марксизма, это то, что возник новый класс, который постепенно захватил, и отчасти мирным (!) путем, политическую и экономическую власть в обществе за счет как капитализма, так и пролетариата”. Этот новый (?) класс был бы для одних бюрократия, для других – технократия, для третьих – “синархия”(совместное управление).
Оставим все эти разглагольствования и вернемся к нашей теме. Неоспоримым фактом является то, что существует тенденция, которая ведет к ограничению частного владения средствами производства, и что она усиливается с каждым днем во всех странах. Эта тенденция конкретизируется во всеобщем формировании государственного капитализма, руководящего основными отраслями производства и экономической жизнью страны. Государственный капитализм – не удел части буржуазии или особой идеологической школы. Мы видим как он одинаково хорошо устанавливается как в демократической Америке, так и в гитлеровской Германии, как в “лейбористской” Англии, так и в “советской”России.
У нас нет возможности в рамках этого исследования довести до конца анализ государственного капитализма, условий и исторических причин, определяющих эту форму. Просто отметим, что государственный капитализм – это форма, соответствующая фазе упадка капитализма, как бы доводящая монополистический капитализм до фазы его полного развития. Другое замечание. Характерной чертой государственного капитализма нам кажется его более усиленное развитие в прямой связи с перманентным экономическим кризисом в различных странах развитого капитализма.
Но государственный капитализм не представляет собой никакого отрицания капитализма и еще в меньшей степени постепенную трансформацию в социализм, как это утверждают реформисты различных школ.
Страх впасть в реформизм, признавая тенденцию к государственному капитализму, заключается в ошибке, сделанной по поводу природы капитализма. Она не определяется частным владением средствами производства, которое является лишь формой, свойственной данному периоду капитализма, а в отделении средств производства от производителя.
Капитализм – это разделение между прошлым, аккумулированным трудом в руках одного класса, диктующим и эксплуатирующим живой труд другого класса. Не столь важно как класс-владелец распределяет между своими членами долю каждого своего члена. При капитализме это распределение постоянно модифицируется экономической борьбой или военным насилием. Но сколь бы ни было важно изучение процесса этого распределения с точки зрения политической экономики, не это нам сейчас важно.
Каковы бы ни были изменения в отношениях между различными слоями буржуазии внутри класса капиталистов, с точки зрения системы общественных отношений между классами отношение класса владеющего к классу производящему остается капиталистическим.
То, что прибавочная стоимость, извлеченная рабочим в процессе производства перераспределяется тем или иным способом, то, что доля приходящаяся соответственно на финансовый, торговый, промышленный капитал будет более или менее значительная, совершенно не влияет и не изменяет саму природу прибавочной стоимости. Для капиталистического производства совершенно безразлично является ли частным или коллективным владение средствами производства. То, что определяет капиталистический характер производства – это существование капитала, т.е. труда накопленного в руках одних и управляющего живым трудом других с целью производства прибавочной стоимости. Перевод капитала из частных, индивидуальных рук в руки государства означает не модификацию, изменение природы капитализма в сторону не-капитализма, а непосредственно концентрацию капитала, обеспечивая более рациональную, более совершенную эксплуатацию рабочей силы.
То, что имеется в наличии и что является ошибочным – это не есть марксистская концепция, а исключительно ограниченное ее понимание, ее узкая и формальная интерпретация. То, что придает капиталистический характер производству – это не частное владение средствами производства. Частная собственность и частная собственность на средства производства существовала также в рабовладельческом как и в феодальном обществе. То, что делает производство капиталистическим –это отделение средств производства от производителя, их трансформация в средства покупки живого труда и управления им с целью заставить его производить излишек, прибавочную стоимость, т.е. превращение средств производства, теряющих свой характер просто орудия производственного процесса, с тем, чтобы существовать и функционировать в качестве капитала.
Форма, в которой существует капитал, частная или концентрированная (государственная или в виде траста, монополии), не определяет больше его существование, потому что величина прибавочной стоимости или формы, которые последняя может принимать (прибыль, земельная рента), не определяют его существования. Формы есть лишь проявление существования сущности, заставляя ее выражаться различными способами.
В эпоху либерального капитализма, форма, в виде которой существовал капитал, была, в основном, формой частного индивидуального капитализма. Таким образом марксисты могли без больших неудобств использовать формулу, представляющую, в основном, форму для выражения и представления его содержания.
Для пропаганды среди масс это даже давало преимущество превращения идеи в какой-то степени абстрактной в конкретный вид, живой и более привлекательный.
“Частное владение средствами производства = капитализм”и “покушение на частную собственность = социализм” – были формулами доходчивыми, но лишь частично верными.
Неудобство возникло только, когда форма получила тенденцию модифицироваться. Взятая привычка представлять содержание через его форму, поскольку она полностью соответствовала данному моменту, трансформируется в отождествление, которого не существует и ведет к ошибке подмены содержания формой. Эту ошибку мы в полной мере находим в русской революции.
Социализм требует очень высокого уровня развития производительных сил, которые мыслимы только как следствие их высочайшей концентрации и централизации.
Эта концентрация осуществляется через ликвидацию частного владения средствами производства. Но эта ликвидация в качестве концентрации, в национальном или даже интернациональном масштабе, производительных сил является, после триумфа пролетарской революции, только условием эволюции к социализму, но ни в коем случае не социализмом.
Самая продвинутая экспроприация может совершенно уничтожить капиталистов в качестве индивидуумов, извлекающих прибавочную стоимость, но не уничтожает еще производство прибавочной стоимости, т.е. капитализм.
Это утверждение может, на первый взгляд, показаться парадоксальным, но внимательное изучение русского опыта покажет нам реальность. Для осуществления социализма, или даже просто тенденции к социализму, недостаточно проведения экспроприации, но необходимо, чтобы средства производства перестали существовать в качестве капитала. Другими словами, нужно, чтобы произошло низвержение основ капиталистического производства.
Капиталистический принцип накопленного труда управляющего трудом живым с целью производства прибавочной стоимости, должен быть заменен принципом живого труда, управляющего трудом накопленным с целью производства продуктов потребления для удовлетворения потребностей членов общества.
Именно в этом принципе и единственно в нем заключается социализм.
Ошибка русской революции и партии большевиков была в том, что они сделали акцент на экспроприации, которая сама по себе не есть еще ни социализм, ни определяющий фактор ориентации экономики в направлении социализма, а не приняли в расчет и отодвинули на второй план сам принцип социалистической экономики.
Нет ничего более поучительного на эту тему, чем чтение многочисленных докладов и сочинений Ленина о необходимости возрастающего развития промышленности Советской России. Для Ленина развитие промышленности идентифицируется с развитием социализма. Он будет бегло и почти безразлично использовать термины государственного капитализма и государственного социализма без четкого их разделения. Такие формулы как “кооперация плюс электрификация – вот социализм”и другие подобного рода показывают лишь замешательство и нащупывание путей в этой области руководителей Октябрьской революции 1917 года.
Весьма характерно, что Ленин особо обратил внимание на частный сектор и на мелкую крестьянскую частную собственность, которые, по его мнению, могли угрожать эволюцией русской экономики к капитализму и полностью пренебрег опасностью гораздо более насущной и решающей, исходящей из государственной промышленности.
История полностью опровергла анализ Ленина на эту тему. Ликвидация мелкой крестьянской собственности могла означать в России не усиление социалистического сектора, но сектора государственного в интересах усиления государственного капитализма.
Разумеется, трудности, с которыми столкнулась русская революция из-за своей изоляции и из-за отсталости своей экономики, будут в значительной степени смягчены для революции в международном масштабе. Ведь только в этом масштабе существует возможность социалистического развития общества и каждой страны. Тем не менее верно, что даже в международном масштабе фундаментальная проблема заключается не в экспроприации, но в самом принципе производства.
Не только в отсталых странах, но даже в странах, где капитализм достиг своего самого высокого развития, будет продолжать существовать в течение некоторого времени и в некоторых секторах производства частная собственность, которая будет устраняться лишь медленно и постепенно.
В то же время опасность возврата к капитализму не придет принципиально из этого сектора, потому что общество, эволюционирующее к социализму, не может повернуть к капитализму в его примитивной, преодоленной им самим форме.
Опасная угроза возврата к капитализму в основном в огосударствленном секторе. Тем более, что капитализм находится здесь в своей деперсонифицированной, так сказать эфирной форме. Огосударствление может служить камуфляжем для процесса противоположного социализму.
Пролетариат преодолеет эту опасность только в той мере, в какой он отбросит отождествление между экспроприацией и социализмом, в той мере в какой он сможет отличить само огосударствление с прилагательным “социалистический”от социалистического принципа экономики.
Русский опыт учит нас и нам напоминает, что это не капиталисты делают капитализм, а, наоборот: это капитализм порождает капиталистов. Капиталисты не могут существовать вне капитализма, но обратное – не верно.
Капиталистический способ производства может существовать после юридического и даже действительного исчезновения капиталистов, получающих прибавочную стоимость. В этом случае прибавочная стоимость, совсем как при частном капитализме, будет реинвестирована в процесс производства с целью получения еще большей массы прибавочной стоимости.
В течение короткого срока существование прибавочной стоимости породит людей, которые сформируют класс, который присвоит себе право ее использования. Функция создаст орган. Кто бы ни был паразитом, бюрократы или техники, участвующие в производстве, как бы не перераспределялась прибавочная стоимость, прямым или косвенным способом, при посредничестве государства, в форме высоких зарплат или дивидендов, пропорциональным их акциям и государственным займам (как в случае России), все это совершенно не изменит фундаментального факта, что мы имеем в наличии новый капиталистический класс.
Центральный пункт капиталистического производства находится в существующем различии между стоимостью рабочей силы, определяемой необходимым рабочим временем и рабочей силой, которая воспроизводит больше, чем ее собственная стоимость. Это выражается в различии между рабочим временем, необходимым рабочему для своего собственного воспроизводства и которое ему оплачивается и рабочим временем, которое он работает сверх того и которое ему не оплачивается и составляет прибавочную стоимость, которую захватывает капиталист. Именно в соотношении между оплачиваемым и неоплачиваемым рабочим временем будет различаться социалистическое производство от капиталистического.
Каждое общество нуждается в резервном экономическом фонде, чтобы иметь возможность обеспечит воспроизводство и расширенное воспроизводство. Этот фонд образуется необходимым прибавочным трудом. С другой стороны определенное количество прибавочного труда необходимо для оказания помощи непроизводящим членам общества. Капиталистическое общество, прежде чем исчезнуть, стремится разрушить огромные массы труда, накопленного на свирепой эксплуатации пролетариата.
На следующий день после революции победоносный пролетариат окажется перед руинами и катастрофической экономической ситуацией – наследием капиталистического общества. Он должен будет восстановить резервный фонд экономики.
Т.е. пусть часть прибавочного труда, которую пролетариат должен будет изъять, вначале будет столь же большим, что и при капитализме. Социалистический экономический принцип не был бы следовательно отличим по непосредственной величине из соотношения между оплаченным и неоплаченным трудом. Только тенденция кривой, тенденция приближения к требуемому соотношению сможет послужить обозначением эволюции экономики и быть барометром указывающим на классовую природу производства.
Пролетариат и его классовая партия должны, следовательно, за этим внимательно следить. Самые прекрасные промышленные завоевания (даже там, где доля рабочих была бы большей по абсолютной величине, но относительно меньшей) означала бы возврат к капиталистическому принципу производства.
Всякие хитрые ссылки на отсутствие частного капитализма после национализации средств производства не смогут спрятать эту реальность.
Чтобы не дать себе принять эту софистику, нужную для того, чтобы увековечить эксплуатацию рабочих, пролетариат и его партия должны будут немедленно включиться в неумолимую борьбу, чтобы остановить эту ориентацию на возврат к капиталистической экономике и установить всеми средствами свою экономическую политику, ведущую к социализму.
В заключение, мы процитируем следующий отрывок из Маркса, чтобы проиллюстрировать и резюмировать нашу мысль:
“Великое различие между капиталистическим и социалистическим принципами производства следующее: рабочие находят перед своим лицом средства производства в качестве капитала и могут ими располагать лишь для увеличения прибавочного продукта и прибавочной стоимости на счет эксплуататоров, вместо того, чтобы использовать эти средства производства на свой собственный счет.”