Ю. Назаренко Госкап-сайтГражданская война в Испании 1936-1939 годов
(Конец мировой революциИсход испанской войны решался в
Лондоне, Париже, Риме, Берлине - где
угодно, только не в Испании.
Д.ОруэллОб этой войне у нас и раньше говорили мимоходом. А сейчас вроде бы и совсем забыли. Кому-то есть что умалчивать. Воспользуемся 60-летием начала этой войны как поводом для всегда актуального анализа.
В феврале 1936 г. в Испании пришло к власти первое правительство Народного Фронта (НФ). В его составе левые республиканцы, поддержанные социалистами, коммунистами (КПИ), анархистами. Несмотря на критику, поддержала НФ и ПОУМ (рабочая партия марксистского единства), занимавшая в политическом спектре место слева от КПИ.
В ответ испанская реакция поднимает мятеж, охвативший 80% территории страны. Уверенность в том, что фашисты будут легко разгромлены, сменяется растерянностью: на помощь Франко пришли Гитлер и Муссолини. Республиканские войска быстро откатываются к пригородам Мадрида. Героическая оборона столицы, контрнаступление под Гвадалахарой, помощь СССР военной техникой и специалистами по организации армии, десятки тысяч бойцов интербригад, казалось бы, дали надежду на перелом. Но осенью 37-го пали республиканские районы Астурии и страны Басков, в апреле 38-го прорван фронт в Арагоне, в январе-феврале 39-го оставлена Каталония, наконец, мартовский мятеж в Мадриде, и, к концу месяца, вся Испания оказалась в руках Франко.
Почему же республика пала, несмотря на сочувствие, казалось бы, “всего прогрессивного человечества”?
Начнем с того, что вызывает наименьшие споры, с блокады республики всем капиталистическим миром. Победу для Франко завоевали немецкие и итальянские войска, танки и самолеты, а также флот, блокировавший республику с моря. Но это и понятно, и логично. Интересней вспомнить поведение западных демократий. Особенно в свете господствующей в современной России официальной идеологии, согласно которой коммунисты и фашисты - близнецы-братья, которые “естественно” почти всегда сотрудничают в борьбе против демократии.
КПИ, в соответствии с указаниями из Москвы, постоянно подчеркивала в течение всей войны, что она борется за сохранение парламентской буржуазной демократии, и делала это на совесть. Но Франция и Англия не кинулись спасать демократию в Испании. Нейтралитет - и все тут!
Правда, на глазах у всех шли поставки оружия из Германии и Италии. Ну и что? 28 августа 1936 г. - первая бомбардировка Мадрида. Все убеждены - Франция этого не потерпит, а за ней и другие потянутся. От имени Лиги Наций французский воздушный флот обеспечит защиту мирных городов. Кроме того, французы на полном основании могут теперь поставлять оружие республиканцам.
Франция не потерпела. Спустя некоторое время её парламентарии с жаром кинулись расследовать, каким образом некоторое количество отечественных самолетов оказалось у армии республики. Против бомбардировок мирных городов не было даже официальных протестов. Правительство НФ не получило даже ту военную технику, которую заказало до путча и которая уже была оплачена. Не было и поставок невоенного характера.
Международный комитет по невмешательству побеспокоился, чтобы международные силы, охранявшие франко-испанскую границу, обеспечили полную блокаду республики. О, да! Граница с территорией, занятой франкистами, охраняется также надёжно. Это не помешало превратить маленький французский городок Байонна в центр помощи франкистским районам Испании. Людьми, оружием, продовольствием. Демократическая Франция этого “не видит”. Кстати, в трехстах шагах от Начо Энеа, виллы, где располагался штаб фашистов, на другой вилле безвыездно с начала путча проживал господин Жан Эрбет, по-прежнему числившийся послом Франции при республиканском правительстве.
Особенно омерзительно “невмешательство” Англии и Франции проявилось в конце 1938-го - начале 1939-го годов. После подписания Мюнхенского договора они открыто подталкивали правительство НФ на капитуляцию перед фашистами. В феврале 1939 г. английский флот захватил военно-морскую базу на о. Менорка и передал ее Франко. 27 февраля Англия и Франция признали его правительство. Все это, конечно, из самых гуманных побуждений, дабы быстрей окончить кровопролитие. В те же дни, когда Франко занимал последние районы Испании, на другом конце Европы те же гуманисты позволили Гитлеру занять Клайпедский край в Литве и Чехословакию. Кстати, классическую буржуазно-демократическую республику. В нарушение того же Мюнхенского договора.
Человеколюбивый облик того поколения, “защитников прав человека”, характеризует отношение французских властей к бывшим солдатам республиканской армии и мирным беженцам, которые потоком хлынули в последние месяцы войны, спасаясь от кровавых расправ фашистов.
Корреспондент парижской газеты “Се Суар” писал: “Передо мной тысячи раненых людей. На руках и ногах залитые гноем грязные бинты. Нет ни перевязочных материалов, ни медикаментов. Что сделали власти для беженцев? Они протянули колючую проволоку и вызвали сенегальских стрелков. Сенегальцы устроились в палатках, а беженцы вырыли себе ямы в земле, напоминающие могилы. Сколько из
них погибло от холода? Помимо всего их грабят, забирают у них последние ценные вещицы”. Хвала тебе, “демократия”!Единственной страной, оказавшей помощь правительству НФ, был СССР. Однако, реальная роль Советского Союза была намного сложней, и, в конечном итоге, совсем не такой, какой представлялась она нам в предыдущие десятилетия.
Правительство НФ и поддерживающая его КПИ всячески удерживали рабочий класс от революционной борьбы, заявляя, что Испания находится лишь на этапе демократической революции. Франкистский мятеж временно изменил ситуацию. Правительство не очень-то спешило подавить мятеж, первые сутки правительственные войска порой даже “наводили порядок” вместе с фашистами. В Севилье рабочие послушались призывов к спокойствию (“Правительство командует - НФ слушается”) и получили кровавую баню. Но в большинстве городов рабочие не стали дожидаться, пока их мудрые вожди надумают сопротивляться. Всеобщая забастовка, разоружение франкистов, захват заводов и помещичьих земель. В Барселоне рабочие, вооруженные только досками, утыканными гвоздями, разгромили вооруженных до зубов фашистов, захватили арсеналы и казармы.
Республиканское правительство вынуждено было согласиться на вооружение рабочих, на национализацию предприятий и земель, принадлежавших фашистам. Повсюду создавались рабочие и революционные комитеты, рабочие патрули заменяли буржуазную полицию, профсоюзы создавали отряды рабочего ополчения. Создавались органы власти пролетариата. Сама жизнь заставила рабочих начать социальную революцию.
Однако, вскоре зазвучали старые песни. Громче всего они звучали в устах руководства КПИ, которое, казалось бы, должно было стать во главе революции: “В настоящее время единственно важная цель - это победа. Без победы в войне все теряет свой смысл, а потому - не время говорить о расширении революции... На нынешнем этапе мы боремся не за диктатуру пролетариата, мы боремся за парламентскую демократию. Тот, кто пытается превратить гражданскую войну в социалистическую революцию, помогает фашистам и, если не умышленно, то объективно является предателем”.
Ничто не ново под Луной. В 1917 г. меньшевики и эсеры обвиняли “авантюристов” большевиков в том, что они, толкая русских рабочих на социалистическую революцию в то время, как Россия проходит лишь этап буржуазно демократической революции, нарушают тем самым единство демократического лагеря и объективно помогают монархистам и прочей реакции. Похоже, не правда ли?
Ленин и его окружение понимали: поддержка “демократии” ничего, кроме гарантированного сползания к контрреволюции, дать не может, спасти революционные завоевания (буржуазно-демократические и т.д.) можно, лишь передав власть рабочим и солдатским Советам, т.е. переведя революцию, по крайней мере, в политической области, на социалистические рельсы. КПИ, опекаемая сталинистским руководством Коминтерна, этого понять не могла. Но хуже всего, что меньшевистской тактике было присвоено большевистское имя, что сбивало с толку рабочий класс. Партия ПОУМ, пользовавшаяся немалым авторитетом, особенно в Каталонии, вроде бы и понимала действительную роль НФ, но и поднять рабочих на продолжение революции отказывалась, сыграв нечто похожее на роль левых меньшевиков-интернационалистов в 1917 году. Троцкисты же были слишком малочисленны.
О “полезности” отказа от социалистической революции во имя единства сил испанской демократии невольно свидетельствует книга ярого защитника НФ и ненавистника “троцкистских предателей” Михаила Кольцова “Испанский дневник”. Полистаем.
События октября-декабря 1936-го года. Фашисты бросили все силы на Мадрид. Республиканские части спешно и неорганизованно отступают. Правительство ничего не делает для организации действий по обороне столицы, отказываясь одновременно от помощи коммунистов, которые организовывают десятки тысяч рабочих для организации боевых отрядов или рытья окопов. Ни лопат, ни винтовок! 6 ноября фашисты начали занимать первые пригороды Мадрида. Фашистские офицеры звонят своим любовницам, договариваясь о скорой встрече. Подло и трусливо, не сказав населению ни слова, правительство социалиста Ларго Кабальеро бежит в Валенсию, уверенное, что 7 ноября (Франко стремился сделать “подарок” коммунистам) город падет. Командование передано генералу Миахе, которого все считали неудачником. Без сил и средств. Совершенно очевидно, что если бы франкисты захватили тогда столицу, война окончилась бы уже в 1936 году.
Но Мадрид не сдался! За считанные часы, почти на пустом месте были организованы мадридские рабочие и оставшиеся армейские части. Как в глухую стену уперлись фашисты. День за днем франкистское радио сообщало об очередной дате “окончательного” взятия столицы. А Мадрид держался. Жил, воевал, работал. Под бомбами и снарядами. Ради кого и чего? Ради “единства демократии”? Через три дня, удивленные не сдачей города, правительство прислало одного из адъютантов Кабальеро. У него письмо. О чем? Обеспокоен обороной города? Абзац из книги Кольцова достоин цитирования: “Глава правительства и военный министр Л.Кабальеро в письме обращается к генералу, председателю Хунты обороны Мадрида, со срочной просьбой: ввиду того, что военное правительство и Генеральный Штаб не успели при отъезде взять с собой столовую посуду и белье, что теперь создает известные затруднения, выдать подателю сего столовые и чайные сервизы военного министерства, соответствующие комплекты скатертей и салфеток, а также предоставить необходимый автотранспорт для немедленной отправки названных предметов в Валенсию”. Истекающий кровью город интересовал правительство только с этой стороны.
В спасении Мадрида сыграли роль и первые советские танки и самолеты, полученные республиканцами. Но что бы они дали без организации? Мадрид пал лишь в конце марта 1939 года, когда союзники по НФ совершили предательский переворот и запретили компартию.
За три недели до начала боев за Мадрид Кольцов побывал на Северном фронте, в Астурии и Стране Басков. Там достаточно оружия, хотя нет авиации, есть мясо, но нет зерна, сахара, спичек, одежды. Связи с остальной территорией республики нет, а на покупку продуктов питания и одежды за рубежом у бискайского правительства нет валюты. Послушаем, однако, Кольцова: “Но ведь в правительственной коалиции участвуют крупнейшие, опытнейшие купцы и промышленники. У бискайских властей огромные коммерческие связи за границей, валютные запасы, большой внешнеторговый “Банко де Бильбао” с большими отделениями во Франции, в Англии, в Америке. Каждые три-четыре дня из Бильбао отходят пароходы с рудой в Англию, по старым договорам. А почему приходят они пустые, без зерна и муки, без сахара, без теплых вещей? До сих пор не налажен провоз угля из Астурии по железной дороге”.
Так за фронт какого народа сражались рабочие Астурии и Басконии? И что бы они потеряли, если бы “предали” “единство демократии”?
Единственным шансом стал отказ от НФ, установление диктатуры пролетариата и обращение за помощью к международному рабочему классу. “Предав” демократию, можно было сконцентрировать все силы и средства в руках рабочего государства, установив в нем железный порядок и беспощадно подавив всех, кто этому мешал. При международной обстановке, еще более неблагоприятной, чем во время Октябрьской революции, пролетарская революция, конечно, могла и погибнуть. Но, отказываясь от революции, испанские рабочие проигрывали наверняка.
Хорошо сказал об этом участвовавший в войне Д.Оруэлл: “После того как война в Испании превратилась в “войну за демократию”, стало невозможным заручиться массовой поддержкой рабочего класса зарубежных стран. Если мы готовы смотреть внимательно в лицо фактам, мы вынуждены будем признать, что мировой рабочий класс относился к войне в Испании равнодушно... В течение первого года войны в Англии было собрано в различные фонды “помощи Испании” всего около четверти миллионов фунтов, наверное, вдвое меньше суммы, расходуемой еженедельно на кино. Рабочий класс демократических стран мог помочь своим испанским товарищам забастовками и бойкотом. Но об этом не было даже речи. Рабочие и коммунистические лидеры во всех странах заявили, что это немыслимо; они были, несомненно, правы - ведь они в то же время во всю глотку орали, что “красная” Испания вовсе не “красная”. После первой мировой войны слова “война за демократию” приобрели зловещее звучание. В течение многих лет сами коммунисты учили рабочих всего мира, что “демократия” - это всего-навсего более обтекаемое определение понятия “капитализм”. Сначала заявлять: “Демократия - это обман”, а потом призывать “сражаться за демократию” - тактика не из лучших”.
И дальше: “Если бы коммунисты, поддержанные Советской Россией с ее колоссальным авторитетом, обратились к рабочим мира во имя не “демократической Испании”, а “революционной Испании”, трудно поверить, чтобы их призыв не встретил бы отклика”.
Но руководство СССР было озабочено другим. Ведь это были 1936-1939 годы. Через месяц после начала франкистского мятежа в Москве прошел первый показательный процесс. Началось поголовное вырезание “ленинской гвардии”, а с ней и недостаточно ретивой в истреблении вчерашних товарищей части сталинистов.
Начав истреблять оппозиционеров у себя дома, Сталин должен был обезопасить себя и за рубежом. Второй страной, в которой НКВД развязал контрреволюционный террор, была Испания.
Истреблялись все, кого подозревали в критике Сталина. Все они, понятное дело, были “троцкисты” и “фашистские шпионы” одновременно. Среди бойцов интербригад были и реальные троцкисты. Их действительная вина состояла в том, что они объясняли испанским рабочим, каков единственный выход из сложившейся ситуации. С точки зрения мирового капитализма - вина непростительная. С точки зрения Сталина и Коминтерна - тоже.
К троцкистам причисляли и членов ПОУМ, хотя первые были исключены из этой партии еще в 1933 году. Но ПОУМ критиковал сталинизм и осудил показательные процессы, а значит, должен был быть уничтожен. К тому же он призывал к углублению революции. Однако взять инициативу на себя он тоже не решался. Как тут не вспомнить наших Мартовых и Сухановых 17-го года!
Велась бешеная пропаганда против любого политика или общественного деятеля, критиковавшего Москву. Многие считали, что в атмосфере фашистской угрозы критиковать сталинистов - значит помогать фашистам. Крайне враждебно была встречена книга Андрэ Жида о Советском Союзе, где он осмелился сказать о нем немножко правды. На проходившем в июле 1937 г. в Мадриде конгрессе писателей от имени испанской и южноамериканской делегации писатель Бергамин заявил: “Пройдем молча мимо недостойного поведения автора этой книги. Пусть глубокое, презрительное молчание Мадрида пойдет за Андрэ Жидом и будет для него живым укором!”
Бергамин не ошибся, Жида презирали. Так же верно, что многие испанцы искренне ненавидели поумовских и троцкистских “предателей”. Не верить во все это, казалось, было нельзя. Потому, что самолеты и танки приходили из-за рубежа только советские. Потому, что в условиях блокады и молчания всего мира, когда на Мадрид рвались фашистские армии, единственным голосом из-за рубежа была телеграмма из Москвы, напечатанная во всех мадридских газетах: “Трудящиеся Советского Союза выполняют лишь свой долг, оказывая посильную помощь революционным массам Испании. Они отдают себе отчет, что освобождение Испании от гнета фашистских реакционеров не есть частное дело испанцев, а общее дело всего передового и прогрессивного человечества. Братский привет! И. Сталин”.
Как после этого испанский рабочий должен был реагировать на расстрелы “троцкистских шпионов”? Бросить винтовку, пойти и изучать произведения Троцкого?
Руками Коминтерна и НКВД сталинское руководство лишило испанских рабочих всяких шансов на победу. Коминтерн давал директивы КПИ отказаться от революции, а НКВД уничтожало тех, кто настаивал на ее продолжении.
Наиболее мерзко роль Москвы проявилась в Каталонии, где влияние КПИ было невелико, зато значительную роль играли анархисты и поумовцы. Чтобы ослабить каталонское правительство, Сталин категорически запретил разгрузку в Барселоне советского парохода, везущего самолеты, и направил его в Аликанте.
Советский посол Розенберг неоднократно заявлял Кабальеро, что Сталин лично настаивает на ликвидации ПОУМа. Печатные органы КПИ постоянно клеймили поумовцев как фашистских бандитов и шпионов. В то же время росла напряженность в Барселоне. По словам Д. Оруэлла, к маю “положение обострилось до такой степени, что взрыва можно было ожидать каждую минуту... Нарастало недовольство рабочего класса ширящейся пропастью между богатыми и бедными. Повсеместно чувствовалось, что революцию саботируют”.
Завербованный НКВД в Париже анархист вошел в доверие к руководству барселонских анархо-синдикалистов, подбивая их на авантюрные действия, которые могли бы потребовать вмешательства армии для наведения порядка. В.З. Роговин, в недавно вышедшей книге “1937”, так описывает ход событий: “Поводом к столкновению стал правительственный декрет о сдаче рабочими всего личного оружия. Одновременно было принято решение вооружить до зубов “не связанную” с политикой полицию, в которую не принимались члены профсоюзов. 3 мая группы “Гражданских гвардейцев” по приказу правительства захватили телеграф и другие важные общественные здания. В ответ рабочие прекратили работу. На следующее утро в городе выросли баррикады. Бои вспыхнули с новой силой, когда гражданская гвардия предприняла попытку разоружить рабочих. Однако, у рабочих не было ни единого руководства, ни четкого плана действий. Руководители ПОУМа стремились ограничить их действия пассивной обороной. Поэтому, прибывшие 7 мая из Валенсии, 6 тысяч штурмовых гвардейцев сумели взять в свои руки контроль над Барселоной...
”Официальная версия гласила, что изменники-троцкисты и анархисты подняли восстание, чтобы “всадить нож в спину республиканского правительства”.
М. Кольцов в своей книге подробно и с удовольствием описывает, как в Мадриде были раскрыта шпионская сеть, следы которой вели в Барселону, о карте Мадрида с шифрованным текстом на обороте, о том, как удалось его расшифровать, о букве “Н”, которой обозначался руководящий работник ПОУМа, работавший на Франко. Лишь в 1992 году в архивах КГБ был обнаружен план фабрикации этого “вещественного доказательства”. Шифрованный текст по заданию небезызвестного теперь генерала Орлова был составлен двумя сотрудниками тайной полиции республиканцев. Один из них, доживший до наших дней, подтвердил это с экрана испанского телевидения. А буквой “Н” был обозначен руководитель ПОУМа Андрес Нин. Девять лет он прожил в СССР, работал генеральным секретарем Интернационала красных профсоюзов. Порвав с Коминтерном, в 1931-1933 годах вел дружескую переписку с Троцким, которая была прервана из-за политических разногласий.
Нин был арестован 10 июня 1937 года, перенес зверские пытки, но требуемых показаний не дал. Его тайно убили и похоронили. Для возмущенной общественности инсценировали его “похищение” “агентами гестапо”. 15 июня был запрещен ПОУМ.
Трагическая судьба постигла многих советских участников войны в Испании. Значительная часть их была расстреляна. Свидетели?
В конце 1938 года арестован и в 1940 году расстрелян и сам обличитель “троцкистских предателей” М. Кольцов. В 1942 году из окна своей московской квартиры выбросился генеральный секретарь КПИ Хосе Диас.
Гражданская война в Испании - особая веха в истории XX века. Она была последним всплеском революционной волны, вызванной Октябрьской революцией. После долгого спада революционной борьбы рабочего класса, она вдруг вспыхнула с новой силой в Испании, где пролетариат не был истощен предыдущей, изматывающей многолетней борьбой. Но социалистическая революция - мировой процесс. Ситуация к середине 30-х годов круто изменилась. Главное изменение произошло в СССР, где диктатура пролетариата была задушена. Победившая там бюрократия не могла быть заинтересована в установлении диктатуры пролетариата в Испании. Однако, присвоив себе лавры Октября, сталинская контрреволюция смогла подчинить себе революционную часть мирового рабочего класса и обречь его на поражение.
Первая мировая социалистическая революция закончилась.