Карл, Роза и большевизм
(к 140-летию со дня рождения Карла Либкнехта и Розы Люксембург)«Волны событий вздымаются все выше и выше – нам ведь не привыкать к тому, что нас то возносит на вершину гребня, то бросает в бездну. Наш корабль стойко и гордо идет своим курсом к намеченной цели. А будем ли мы живы или нет, когда удастся достигнуть цели, все равно – будет жить наша программа; она станет господствующей в мире освобожденного человечества. Вопреки всему!»
Карл Либкнехт
Вся их жизнь полна уроков и символов. Они родились в один год. И какой год! Год Парижской Коммуны, год первого опыта диктатуры пролетариата. И погибли в один день, на волне Германской революции, на самом пике первой попытки мировой пролетарской революции, одними из самых ярких вождей которой им предназначалось стать.
Карл и Роза, их так и называли зачастую, вместе и по имени, знавшие и не знавшие их лично. Они как бы стали символом всего чистого, честного, мужественного и беззаветного в революционном коммунистическом движении.
Роза Люксембург (настоящее имя Розалия Люксенбург) родилась 5 марта 1871 года в Замосце (к востоку от Люблина) в Царстве Польском, входившем тогда в состав Российской империи в буржуазной еврейской семье (отец – коммерсант). Блестящая выпускница гимназии, она с юности оказалась в революционном движении. Уже 1889-м, скрываясь от преследования полиции, ей приходится эмигрировать в Швейцарию, где она продолжает учебу в Цюрихском университете (политическая экономия, юриспруденция, философия). В 1897г. она защищает кандидатскую диссертацию по теме «Промышленное развитие Польши». В 1993-м она одна из основателей Социал-демократии Королевства Польского (СДКП), с 1900 года, после объединения с литовскими группами, Социал-демократии Королевства Польского и Литвы (СДКПиЛ). В 1897г. она оформляет фиктивный брак с немецким подданным с целью получения немецкого гражданства. Вступив в СДПГ, очень скоро роза Люксембург становится одним из самых ярких представителей левого крыла немецкой социал-демократии и главным критиком ревизионизма Бернштейна.
С образованием, а затем и расколом РСДРП, она на некоторое время примыкает к меньшевикам – ее опасения и критика «чрезмерной» централизации ленинской организации до конца будут одной из сторон разногласий, даже если тональность этой критики со временем изменится. Но начавшаяся революция 1905 года очень скоро расставляет все по местам. И Роза Люксембург занимает позицию, близкую к большевикам. Все последующие годы она, как и сторонники Ленина, будет представлять революционное крыло европейской социал-демократии в борьбе против набирающего силу оппортунизма, милитаризма и надвигающейся мировой войны. И именно начало войны станет водоразделом, который поставит по разные стороны баррикад Ленина и большевиков, Люксембург и Либкнехта с одной стороны и русских меньшевиков и большинство немецкой социал-демократии с другой.
Трудно поставить ей в вину лично поздний разрыв с СДПГ, а затем с НСДПГ Каутского, дорого обошедшийся германской революции. Обстановка Германии не столь благоприятствовала расколу с оппортунизмом как обстановка находящейся в постоянном революционном брожении России. Но он все же произошел. В канун 1919 года родилась Коммунистическая партия Германии, лишь две недели членом которой суждено было быть Розе Люксембург. И рядом с ней, как второе могучее основание новой партии, стоял Карл Либкнехт.
Он родился 13 августа того же 1871 года. Потомственный революционер. Его предком по материнской линии был погибший в 1837 г. в тюремной камере пастор Вейдиг, член тайного общества, написавший вместе с Георгом Бюхнером «Воззвание к гессенским крестьянам», в котором прозвучал знаменитый призыв «мир хижинам, война дворцам!». Семейство Либкнехтов традиционно считало основателем своего рода Мартина Лютера. Отец, Вильгельм Либкнехт, был одним из основателей, вместе с Бебелем, Социал-демократической партии Германии, близким другом и соратником Карла Маркса, в честь которого и назвал сына. Это у отца Карл брал пример интернационализма в годы мировой войны. Вильгельм Либкнехт, участник революции 1848-49 гг., выступил против войны в 1870 г., отказавшись голосовать за выделение средств на нее при голосовании в рейхстаге во время франко-прусской войны, выступил в поддержку Парижской Коммуны и с осуждением аннексии Эльзаса и Лотарингии. В 1872 г. был осужден за это на два года крепости. На его похороны в 1900 г. собралось 150 тысяч человек. Именно тогда ему на смену в ряды СДПГ и вступил его сын, адвокат Карл Либкнехт.
В условиях идейно-политического размежевания в рядах СДПГ он вскоре примыкает к левому крылу. В сентябре 1902 г. выходит его рецензия на книгу Жореса «Из теории и практики», где он отстаивает революционный метод в противовес реформизму. 23 июля 1904 г. он выступил со своей знаменитой речью на Кенигсбергском процессе в защиту немецких социал-демократов, помогавшим в распространении нелегальной литературы, предназначенной для России. Защитительную речь он превратил в обвинение русского царизма.
Либкнехт не был крупным теоретиком, как Роза Люксембург. Он был политическим деятелем, пропагандистом и агитатором, пламенным оратором, революционным трибуном в парламенте. Всегда в гуще событий, всегда в борьбе. Роза Люксембург так описывала его стиль жизни: «сплошь в парламенте, на заседаниях, в комиссиях, на совещаниях, в вечной спешке, на бегу, прыгая с трамвая на электричку, а с электрички в автомобиль; все карманы набиты блокнотами, руки заняты только что купленными газетам, прочесть которые целиком у него, конечно, не хватало времени; душа и тело покрыты дорожной пылью, но на лице, несмотря ни на что, всегда доброжелательная юношеская улыбка» (Р. Люксембург, «О социализме и русской революции», М., Изд. политической литературы, 1991, с. 289-290).
Как и Р. Люксембург, наряду с борьбой против оппортунизма, он поставил в центр своей деятельности борьбу против милитаризма. С антимилитаристской речью он выступает на съезде партии в Мангейме в 1906 г., а затем, в 1907-м на первой международной конференции молодежных социалистических организаций (он один из основателей в 1907-м и руководитель в 1907-1910 гг. Социалистического интернационала молодежи). В том же году выходит его брошюра «Милитаризм и антимилитаризм», в которой он заявляет, что милитаризм пронизывает все поры экономической, социальной и политической жизни:
«Милитаризм является не только молохом экономической жизни, вампиром для культурного прогресса, главным фальсификатором, влияющим на расстановку классовых сил. Милитаризм является также скрытым или явным решающим регулятором, определяющим ту форму, в которой развертывается политическое и профсоюзное движение пролетариата, тактика его классовой борьбы, во всех существенных вопросах считающаяся с тем, что милитаризм – оплот жестокой власти капитализма» (К. Либкнехт, «Мысли об искусстве», изд. «Художественная литература», М. 1971, с. 76).
Либкнехт пишет, что надвигается война, вдохновителей которой он называет открыто. За эту брошюру в конце 1907 г. его приговаривают к полутора годам тюрьмы по обвинению в «подготовке государственной измены». Но Либкнехт верен себе. Он использует процесс для обвинения своих обвинителей, называя его «подлинным политическим подарком» (там же, с. 15).
В 1908 году, когда он находится в заключении, рабочие Берлина выбирают его в палату депутатов Пруссии. В июне следующего года он освобождается из крепости Глац. До следующего ареста его полем битвы становится парламентская трибуна, сначала прусского ландтага, а затем и германского рейхстага. Многократно опровергая утверждения некоторых сегодняшних «очень» левых, считающих невозможным использование революционного парламентаризма.
Его звездный час пришел в 1914 году. Полное предательство руководства крупнейшей социал-демократии мира потрясло европейское рабочее движение. 4 августа при голосовании в рейхстаге вся фракция СДПГ голосует за военные кредиты. Либкнехт, категорически возражавший, вынужден, в порядке партийной дисциплины, также голосовать «за». Это часто служит упреком со стороны противников использования парламента для революционной деятельности. Но дело, разумеется, не в правильности или неправильности этого использования, а в отсутствии революционной партии, которая может применять соответствующую тактику. Таковой в Германии 1914 года, в отличие от России, не было. На Либкнехта было оказано давление, ему грозили партийные санкции (позже осуществленные). Это давление сохранилось и потом. Легко рассуждать сейчас, трудно выступить было в той ситуации всеобщего шовинистического угара, давления партийного руководства. Выступить против партии, которой отдано столько сил и времени, с которой связывалось столько революционных надежд.
Но он пошел на это. Его «нет» военным кредитам 2 декабря прозвучало громом на всю Европу. Ему это стоило практического одиночества в партии (исключая Люксембург, Меринга, Цеткин) и травли со стороны властей и «общественного мнения». Председатель рейхстага отказался внести в стенографический отчет его слова с обоснованием своей позиции: «Выражая протест против войны, против действий тех, кто за нее отвечает и ею руководит, против капиталистической политики, вызвавшей войну, против капиталистических целей, ею преследуемых, против планов аннексий, против нарушения бельгийского и люксембургского нейтралитета, против военной диктатуры, против забвения социального и политического долга, в чем и сегодня еще повинны правительство и правящие классы, я отвергаю кредиты, затребованные на войну» (там же, с. 16). Его выступление распространялось в виде нелегальной листовки.
7 февраля 1915 г. его призывают в армию, с запретом на политическую агитацию. Прибыв на русский фронт, он заявляет унтер-офицеру: Я не буду стрелять … Не буду, даже если прикажут. Пускай меня расстреляют» (там же). Расстрелять депутата рейхстага не решились. И вынуждены были отпускать его на заседания рейхстага. В мае 1915 г. выходит его знаменитая листовка «Враг в собственной стране!» Он отправляет послание Циммервальдской конференции, в которой заявляет: «Гражданская война, а не гражданский мир! Соблюдать международную солидарность пролетариата, против псевдонациональной, псевдопатриотической гармонии классов, интернациональная классовая борьба за мир, за социалистическую революцию» (Либкнехт К., Избранные речи, письма и статьи, М., 1961, с. 303, цит. по Википедии).
В январе 1916 г. он участвует в создании группы «Спартак» - зародыше будущей КПГ. Тогда же его исключают из фракции СДПГ в Рейхстаге. 1 мая, приехав на сессию рейхстага, он призывает пролетариат выйти на первомайскую демонстрацию, на которой выступил с призывом свержения правительства, ведущего империалистическую войну. Его немедленно арестовывают, а рейхстаг лишает депутатской неприкосновенности, его приговаривают к 4 годам и 1 месяцы тюрьмы, откуда его освободит только революция.
Бывший в начале войны в изоляции, к концу ее Либкнехт приобрел огромную популярность. Его приветствовало огромное шествие, и весь путь от Атгальтского вокзала, на который он прибыл из заключения в Берлин, толпа несла его на руках. Но ему оставалось жить только два месяца и неделю.
Ему предложили войти в правительство. Он выдвинул требования: провозглашение Германии социалистической республики, передача всей власти Советам, исключение из правительственных органов представителей буржуазных партий. Разумеется, его требования были отвергнуты. 10 ноября, на общем собрании Советов Берлина, Либкнехт выступает с предостережением против доверчивости по отношению к «кайзеровским социалистам», предупреждая, что «контрреволюция уже на марше».
С Розой Люксембург он успел создать Коммунистическую партию. Но уже через несколько дней в Берлине началось восстание. Оно было спровоцировано представителями НСДПГ, партией Каутского, которые сами же начали затем закулисные переговоры с правительством, с целью «предотвратить кровопролитие». Восстание, охватившее и другие города, было потоплено в крови. Во время ожесточенного боя у Бранденбургских ворот Либкнехт обратился к солдатам отрядов, введенных для подавления восстания. Ошеломленный противник прекратил стрельбу.
Вопреки советам товарищей он и Роза Люксембург отказались скрыться. 15 января они были арестованы. Розу Люксембург забили прикладами, выстрелили в висок и сбросили в Ландверский канал. Ее тело нашли и похоронили только в июне. Либкнехта избили, отвезли в Тиргартен и там, в полубессознательном состоянии застрелили. Наглядный пример того, что ждет революционеров от буржуазной демократии.
Покушение на наследство
Спустя десятилетия имена Люксембург и Либкнехта стали предметом дискуссий и попыток противопоставить их большевизму вообще и Ленину в частности. Поначалу они числились «русскими шпионами», потом их обвиняли, что они слепо копируют большевиков. К. Каутский писал о Либкнехте так: «Русский склад мыслей сковал его и взял в плен … его манера действовать больше соответствовали русскому народному сознанию, чем немецкому» (цит. по «Мысли об искусстве», стр. 10). Аналогичные обвинения выдвигались и против «кровавой Розы».
Но время шло, мировая революция, начатая Октябрем, была задушена, и из вождей немецкого рабочего класса стали лепить противников большевиков. В принципе ничто не ново под Луной. Попытки отлучить от марксизма Ленина – старый прием всех оппортунистов, да, порой, и откровенных противников коммунизма. Ситуация значительно усложнилась в результате победы сталинизма в СССР. Имена Люксембург и Либкнехта оказались отодвинуты на второй план, их работы стали библиографической редкостью, а перед всем миром сталинская диктатура изображалась как «логичное» продолжение большевизма. Это создало удобную возможность и для критиков большевизма из числа псевдомарксистов использовать их имена против Ленина и Октябрьской революции.
Не так давно и мне пришлось поспорить на Интернет-рассылке с одним из таких критиков большевизма, по мнению которого Октябрьская революция была примером авантюризма (вот у меньшевиков, мол, позиция была марксистской!), а Роза Люксембург была, якобы, «неистовым критиком большевизма». К сожалению, из-за проблем с компьютером, вся переписка пропала, и я не могу привести точных цитат. А потому не буду называть его имени и буду спорить не с ним, а с обобщенным противником большевиков, стоящим на позиции меньшевизма и призывающего в союзники Розу Люксембург как «неистового критика большевизма». Тем более что подобный подход действительно имеет место быть.
Чтобы оценить «обоснованность» указанного подхода, по большому счету, было бы достаточно одной цитаты (хотя будут приведены и другие) из ее «Рукописи о русской революции». Написанная в тюрьме, в условиях недостаточной информации, и когда русская революция находилась в чрезвычайной ситуации, когда само собой невозможно было действовать, не совершая ошибок, порой грубых, она, имея немало критических замечаний (насколько правильных другой вопрос), тем не менее, является полным опровержением противопоставления Р. Люксембург и большевизма: «Ленин, Троцкий и их товарищи в полной мере проявили мужество, решительность, революционную дальновидность и последовательность, на какие только способна партия в исторический час. Большевики были олицетворением революционной чести и способности к действию, которые утратила социал-демократия Запада. Их Октябрьское восстание было не только фактическим спасением русской революции, но и спасением чести международного социализма» (Р. Люксембург, «О социализме и русской революции», М., Изд. политической литературы, 1991, с. 314).
Или еще: «Итак, партия Ленина была единственной в России, понявшей в этот первый период революции ее истинные интересы; она была ее движущей силой и в этом смысле единственной партией, которая осуществляла истинно социалистическую политику» (там же, стр. 311).
Критика бывает разной. Одно дело критика человека, который делает с тобой общее дело. Другое дело, критика того, кто считает твое дело неправильным, «авантюрой» и т.д. Более чем странно, что люди, считающие Октябрь и большевизм авантюрой, зовут к себе в союзники революционерку, которая считала Октябрь «спасением русской революции» и не только. «Критика – долг революционера», - эти слова не раз повторялись как большевиками (в т.ч. Лениным), так и многими другими революционерами. Разные позиции, критика, в т.ч. и руководства партии, вообще были нормой большевистской партии как в спорах между собой, так и по отношению к союзникам, попутчикам, тем более противникам. Выдергивать критические замечания отдельно от общего подхода к революционной деятельности, значит, полностью искажать реальную картину.
Непризнание Октябрьской революции, обвинение Ленина в отступлении от марксизма в связи с ней, - вот основная суть критики указанных претендентов на наследство Розы Люксембург. В этом суть. Признание и полная солидарность (!) с революцией, понимание ее закономерности и неизбежности, - вот, что объединяет ее с большевизмом. Разумеется, в такой сложнейшей ситуации каждый видит решение проблем по-своему. Особенно, когда речь о людях из разных стран, с разной марксистской школой, с разным опытом борьбы и т.д. И не только в этом дело. Не существует вообще «правильных решений» на все революции. На то они и революции, что там ситуация меняется постоянно и неожиданно. И каждый раз надо заново определять тактику действий, союзников и попутчиков, соотношение дисциплины и демократии в партийных рядах и т.д.
Понимание закономерности русской революции было для Розы Люксембург полным: «Такое развитие [революции] является для каждого думающего наблюдателя самым убедительным опровержением доктринерской теории, разделяемой Каутским с партией правительственных социалистов, согласно которой Россия, как страна экономически отсталая, преимущественно аграрная, будто бы еще не созрела для социальной революции и для диктатуры пролетариата. Это теория, которая считает допустимой в России только буржуазную революцию - а из этого мнения вытекает также и тактика коалиции социалистов в России с буржуазными либералами, - это одновременно теория оппортунистического крыла в российском рабочем движении, так называемых меньшевиков под испытанным руководством Аксельрода и Дана…
Российская революция - плод международного развития и аграрного вопроса, а эти вопросы не могут быть разрешены в рамках буржуазного общества» (там же, с. 307-308).
«Первый период русской революции - от ее взрыва в марте до Октябрьского переворота - в общем точно соответствует схеме развития как Великой английской, так и Великой французской революций. Это типичный ход развития всякого первого крупного генерального столкновения революционных сил, возникших в недрах буржуазного общества, с крепостями старого общества.
Это развитие идет, естественно, по восходящей линии: от первоначальной умеренности ко все большей радикализации целей и параллельно этому – от коалиции классов и партий к единовластию самой радикальной партии» (там же, с. 309).
Разумеется, в этой сложнейшей ситуации невозможно не делать ошибок и, разумеется, нужна критика для продолжения и развития революции:
«Не может быть никакого сомнения, что умные люди во главе русской революции, что Ленин и Троцкий на своем тернистом пути, где их подстерегали разного рода ловушки, делали многие решающие шаги, лишь преодолевая сильнейшее внутреннее сопротивление и величайшие внутренние сомнения. Они сами бесконечно далеки от того, чтобы усматривать во всем образе своих действий в кипящем котле событий, в жестких тисках обстоятельств нечто такое, что Интернационал воспримет как великий образец социалистической политики, достойный лишь некритического восхищения и пылкого подражания.
Столь же ошибочно было бы опасаться, что критическое осмысление тех путей, которыми шла до сих пор русская революция, серьезно подорвет авторитет и привлекательность примера российских пролетариев, единственно способного преодолеть фатальную инертность немецких масс … Критическое осмысление русской революции во всех ее исторических взаимосвязях есть лучшая школа для германского и международного пролетариата в решении тех задач, которые вырастают перед ними из современной ситуации» (там же, с. 308-309).
В статье «Русская трагедия», где большевики критикуются в связи с Брестским миром, она пишет: «Большевики наверняка совершили в своей политике различные ошибки и, возможно, совершают их еще и теперь – о, назовите нам революцию, в которой не совершалось бы никаких ошибок! … Однако то роковое положение, в котором находятся ныне большевики, само является … следствием принципиальной неразрешимости той проблемы, перед которой они поставлены международным, в первую очередь германским пролетариатом» (там же, с. 305).
Именно в отсутствии революции на Западе видит она главный источник ошибок (действительно ли все указанное ею было ошибками – отдельный вопрос) большевиков. И именно в ее осуществлении она видит спасение: «Вину за ошибки большевиков несет в конечном счете международный пролетариат и прежде всего беспримерная в своем упорстве подлость германской социал-демократии … Есть только одно разрешение трагедии, в которую впутана Россия: восстание в тылу германского империализма, выступление немецких масс как сигнал к международному революционному окончанию бойни народов. Спасение чести русской революции в этот роковой час идентично спасению чести германского пролетариата и интернационального социализма» (там же, с. 306).
И здесь нет никакого расхождения с Лениным: «Если смотреть во всемирно-историческом масштабе, то не подлежит никакому сомнению, что конечная победа революции, если бы она осталась одинокой, если бы не было революционного движения в других странах, была бы безнадежной... Наше спасение от всех этих трудностей – повторяю - во всеевропейской революции» (В.И. Ленин, ПСС, т. 36 с. 11)»
А что же по поводу тех, кто согласен с оценкой Октябрьской революции как авантюры?
«Мы хотели бы увидеть на месте большевиков всех этих мягкотелых плакальщиков, Аксельрода, Дана, Григорьянца и прочих, как бы они ни звались, которые теперь с пеной у рта обличают большевиков и за рубежом жалуются на свое горе, находя - смотри-ка! - сострадание в груди таких немецких героев, как Штрёбель, Бернштейн и Каутский! Все их умничанье, разумеется, было бы исчерпано альянсом с Милюковым в стране и с Антантой вовне, к чему внутри прибавился бы еще и сознательный отказ от всех социалистических реформ или даже от зачатков таковых. И все это делалось бы ради сознательно присущей евнухам мудрости, что Россия - страна аграрная и еще не выварилась в капиталистическом котле» (Р. Люксембург, с. 305-306).
Это отношение сложилось давно. По окончании первой русской революции, вернувшись с V съезда РСДРП в Лондоне, она писала Кларе Цеткин: «Я храбро дралась и нажила себе массу новых врагов. Плеханов и Аксельрод (с ними Гурвич, Мартов и другие) – самое жалкое, что дает ныне русская революция» (там же, с.170).
Приблизительно в то же время Лев Каменев специально рассматривает статью Р. Люксембург «Всеобщая стачка и немецкая социал-демократия», показывая на ее примере совпадение ее взглядов и взглядов большевиков в противовес позициям меньшевиков: «Здесь мы не можем исчерпать и десятой доли богатого содержания брошюры Люксембург. Ее должен прочесть всякий социал-демократ, желающий подвести итоги прошлому и действительно понять глубину наших разногласий. Много товарищей усвоили себе привычку демонстрировать глубину своего понимания русской революции, походя ругая свою партию, но немногие пытаются учиться у русской революции. Немецкие товарищи делают это лучше нас» (Л. Каменев, «Между двумя революциями», М., ЗАО Центрполиграф, 2003, стр. 36).
Таким же было отношение к русской революции и у К. Либкнехта. Как в 1905-1907, так в 1917-1919 годах. 18 сентября 1918 он писал из тюремных застенков: «Я хотел бы прийти на помощь русской революции и миру, отдать им тысячи своих жизней, если бы они у меня были. Проклятое бессилие! Меня теснят со всех сторон стены» («Мысли об искусстве», с. 17). Первое заявление, которое сделал Либкнехт после освобождения – это приветствие революции в России.
Нет, граждане «марксисты», толкующие русский Октябрь как «авантюру, противоречащую марксизму», ни К. Либкнехт, ни Р. Люксембург никогда не будут вашими союзниками. Статью можно завершить словами Троцкого, сказанными в статье против нападок на Р. Люксембург со стороны Сталина:
«Если брать разногласия Ленина и Розы Люксембург во всем их объеме, то историческая правота принадлежала безусловно Ленину. Но это не исключает того, что в известных вопросах, в определенные периоды Роза Люксембург была права против Ленина. Во всяком случае, разногласия, несмотря на важность их, а моментами - на крайнюю остроту, развертывались на основах общей обоим революционной пролетарской политики» (Л. Троцкий, «Руки прочь от Розы Люксембург!», «Бюллетень оппозиции», № 28, 1932). Время рассудит, в чем именно был прав Ленин, и в чем Р. Люксембург, а в чем каждый прав по-своему. Но, в любом случае, это правота единомышленников, борющихся за осуществление одной великой цели. Их наследие – это наше наследие, и мы его никому уступать не собираемся.
«Мировая революция» №16, октябрь 2011