"Мы ненавидели такой народ": размышления о белом терроре
Часть I.
«Десять лет тому назад робким провинциалом я пробирался сквозь злобные кулуары II Государственной Думы, - “Думы народного гнева”. Пробирался для того, чтобы с всероссийской кафедры, украшенной двуглавым орлом, высказать слова истинно киевского презрения к их “гневу” и к их “народу”… Народу, который во время войны предал свою родину, который шептал гнусные змеиные слова: “Чем хуже, тем лучше”, который ради “свободы” жаждал разгрома своей армии, ради “равноправия” – гибели своих эскадр, ради “земли и воли” – унижения и поражения своего отечества… Мы ненавидели такой народ и смеялись над его презренным гневом… Не свободы “они” были достойны, а залпов и казней…
Залпы и казни и привели их в чувство» (В.В. Шульгин, «Дни. 1920», «Современник», Москва, 1989, стр. 111).
Так, с редкостной откровенностью, монархист Шульгин описывает свои чувства, которые он испытывал к своему народу, который не хотел идти на войну, умирать и убивать ради чьих-то прибылей, который захотел отвоевать для себя то отчество, которое до того времени находилось в подчинении старой помещичьей аристократии и духовенства и новой, жадной до богатств буржуазии. Вместе с многовековым унижением, нищетой и голодом (последний был в 1911 году), вместе с бессмысленной для подавляющего большинства населения войной и ее миллионными жертвами, это хорошо объясняет откуда взялась ненависть и злоба красного террора времен гражданской войны.
И эти чувства Шульгина и К., относящиеся в приведенном отрывке к 1907 году, не изменились и через 10 лет, когда грянула Февральская революция:
«Бесконечная, неисчерпаемая струя человеческого водоворота бросала в Думу все новые и новые лица… Но сколько их ни было – у всех было одно лицо: гнусно-животно-тупое или гнусно-дьявольски злобное…
Боже, как это было гадко! Так гадко, что, стиснув зубы, я чувствовал в себе одно тоскующие, бессильное и потому еще более злобное бешенство…
Пулеметов - вот чего мне хотелось. Ибо я чувствовал, что только язык пулеметов доступен уличной толпе и что только он, свинец, может загнать обратно в его берлогу вырвавшегося на свободу страшного зверя…
Увы – этот зверь был… его величество русский народ» (там же, стр. 181-182).
Да, воистину, правящий эксплуататорский класс «любит» свой народ только когда тот рабски послушен и готов хоть работать за гроши, хоть миллионами безропотно умирать на устроенных этим классом войне! А ведь Василий Витальевич отнюдь не принадлежал к самой кровавой части будущего «белого движения», хотя и стал одним из его вдохновителей.
Все эти «добрые» мысли не мешают автору на следующей же странице, услышав музыку «Марсельезы», во французском тексте которой содержится призыв к тому, чтобы «нечистой кровью напоить наши нивы», возмущенно спрашивать: «»Чья “нечистая кровь” должна пролиться?» (там же, стр. 183). Но чью кровь должны пролить так желанные им пулеметы, автор не спрашивает.
И на следующей странице: «Лишь бы не видеть отвратительное лицо этой гнусной толпы, не слышать этих мерзостных речей, не слышать воя этого подлого сброда.
Ах, пулеметов сюда, пулеметов!».
«Марсельеза», впрочем – гимн буржуазной Франции. Все его воспринимают спокойно, хоть указанные слова из нее еще не самые кровавые. Зато сколько возмущения «Интернационалом», который призывает разрушить «мир насилья».
Ненависть восставших масс воспитывается столетиями эксплуатации, унижения, голода, виселиц. Когда же доведенные до бешенства массы восстают, выплескивая всю накопившуюся ненависть, умники из буржуазного (и вообще эксплуататорского) лагеря тычут в совершаемые ими жестокости пальцем, приговаривая: «мы же предупреждали, что это быдло надо было давить!». История их мало чему учит: они и сейчас готовят себе будущую экзекуцию, виновными за которую они опять объявят каких-нибудь будущих «большевиков».
Так было всегда. За 128 лет до этого, 25 июля 1789 года, в начале другой великой, французской революции, будущий вождь «заговора равных» Гракх Бабеф писал своей жене: «… Я понимаю, что народ мстит за себя, я оправдываю это народное правосудие, когда оно находит удовлетворение в уничтожении преступников, но может ли оно теперь не быть жестоким? Всякого рода казни, четвертование, пытки, колесование, костры, кнут, виселицы, палачи, которых развелось повсюду так много, - все это развратило наши нравы! Наши правители вместо того, чтобы цивилизовать нас, превратили нас в варваров, потому что сами они таковы. Они пожинают и будут еще пожинать то, что поселяли, ибо все это, бедная моя женушка, будет иметь, по-видимому, страшное продолжение: мы еще только в начале …». Такова была его реакция на расправу парижан, восставших в ответ на отставку популярного премьер-министра Неккера и окружение Парижа королевскими войсками.
Нынешний правящий класс по-прежнему является «варваром», и также с презрением смотрит на свой народ и с ненавистью на его революционное прошлое. Ничего, по сути, не изменилось со времен революции. Трудящихся расстреливают, когда они защищают демократически избранную, пусть даже буржуазную власть (октябрь 1993-го), их расстреливают, когда они слишком упорно требуют справедливой заработной платы (Жанаозень этого года). А еще им устраивают «цветные революции», чтобы заменить одну банду проходимцев на другую, более податливую требованиям международного капитала. Если не получается – можно устроить и «гуманитарные бомбардировки», как в Югославии или Ливии, или организовать «освободительную войну» (Ирак, Афганистан), с гибелью сотен тысяч и миллионами беженцев, после чего бывшие диктаторы начинают выглядеть вполне «приемлемыми парнями».
Вот президент Медведев заявляет, что марксизм – «экстремистское» течение. А протоирей Всеволод Чаплин требует проверить работы Ленина на «экстремизм». Он же, являющийся главой синодального Отдела по взаимоотношениям церкви и общества, проповедует, как сообщает нам «Интерфакс», студентам МГУ, что: «Я на самом деле считаю, что наши верующие в двадцатые годы, когда Ленин инициировал репрессии против них, должны были отвечать иначе, чем они отвечали. Они должны были отвечать всей силой оружия и силой народного сопротивления против большевиков». И заявляет, что это было бы «нравственное дело, достойное христианина поведение - уничтожить как можно больше большевиков, чтобы отстоять вещи, которые для христианина являются святыми, и свергнуть большевистскую власть».
Разумеется, никаких репрессий против верующих Ленин никогда не инициировал. «Почему дырявят древний собор? – Потому что сто лет здесь ожиревший поп, икая, брал взятки и торговал водкой», - так писал об этом в январе 1918 года Александр Блок в своей статье «Интеллигенция и революция». И никакого Ленина для этого было не надо, «дырявили» собор сами верующие … и шли за Лениным. Но Чаплину не нужна правда – он охраняет самый надежный, религиозный бизнес на человеческих душах. Впрочем, «торговля водкой» тоже РПЦ не чужда.
И послушная культурная элита тут же на страже, с теми же оценками. Вот Николай Сванидзе, 20 лет светящийся на «демократических» телеэкранах. Вот в одной из передач он напористо обвиняет ГЧКП, что, мол, вводили они войска в августе 1991-го в Москву не для развлечения. Зато, вот генерал Корнилов в августе 1917-го вел войска на Петроград исключительно, что обеспечить демократический порядок. Ну, мол, кого-то в тюрьму бы посадил – вот и все. Одна беда, тот же ГКЧП (отнюдь не являюсь его сторонником, но приходится сравнивать с обвинителем) не решился отдать приказ стрелять и, поняв, что переворот не удался, приказал вывести войска из Москвы. Трое молодых парней погибли, когда препятствовали выводу (!) бронетехники. А вот сам Сванидзе, который в передаче выступал как противник насилия в истории, не далее как в ночь с 3 на 4 октября 1993 года заявлял с телеэкрана (цитирую по памяти): «Да, мы их спровоцировали, и теперь мы их уничтожим». Бойня ни шла ни в какое сравнение с действиями ГКЧП. Но для защитника «демократии» по-корниловски это ничего не значит. О том же, чем отличились соратники Корнилова, мы еще расскажем.
Вот другой корифей современной «культуры», Никита Михалков, расхваливал на днях «великого реформатора» Столыпина, нажимая, одновременно, на то, что не убивал сей муж тех, кто думал иначе. Только, мол тех, кто, думая иначе, хотел превратить свои мысли в кровавые деяния. Жаль только не знали об этом повешенные им крестьяне. Прежде чем стать премьер-министром, Столыпин был губернатором Саратовской губернии. И отличился, да еще как! В 1905 году крестьянские волнения шли по всей Российской империи, но такой остроты, как в вотчине Столыпина, они не приняли нигде. Лично выезжая на усмирение крестьян, он сажал их в тюрьмы и устраивал порки целым деревням (позже, возглавив правительство, он распространит свои «новаторские методы» на всю страну), что уже давно не практиковалось. В ответ запылали усадьбы, в губернии формировались вооруженные отряды крестьян, численностью до 500 человек. Ответом стали вызванные Столыпиным карательные отряды, залив кровью всю губернию. Опыт сего «великого реформатора» - наглядный пример того, откуда на деле возникает ненависть и жестокость восставшего народа.
«Позже Столыпин ввел в повсеместную практику применение военно-окружных и военно-полевых судов (появились они до него, но активно не использовались). Никаких юристов в них не было. Их можно считать прообразом “сталинских троек”. В России вспомнили о виселице. Казни происходили почти ежедневно. За 4 года, с 1906 по 1909 год, только военно-окружными судами к смертной казни приговорили 6193 человека, повешено было 2694. Еще тысячи казнены по решениям других инстанций, часто без судов. Для сравнения, в предыдущие 80 лет казнили в среднем по 9 человек в год» (Николай Кротов, «Столыпин - несостоявшийся Чубайс», «Московский комсомолец», 3 февраля 2012). Что уж говорить о таких мелочах, как ликвидация автономии университетов, роспуск неугодной II Думы, массовая перлюстрация писем и т.д.
Таким был кумир, как нынешней правящей элиты, так и ее «оранжевых» оппонентов. А после его смерти нас ждал и голод 1911 года (по некоторым данным более миллиона умерших – цифры, впрочем, остаются предметом спора), и Ленский расстрел, и много еще каких казней и расстрелов. В результате Ленского расстрела в ответ на забастовку рабочих Ленских приисков было убито и ранено около 500 человек. На запрос социал-демократов, депутатов Думы, министр внутренних дел Макаров ответил: «Так было и так будет впредь» (М. Хаген, «Ленский расстрел 1912 года и российская общественность», «Отечественная история» №2, 2002). И чего ж вы хотите в ответ, господа?
Лев Толстой в своей известной «Не могу молчать» пишет о казнях и реакции на них простых россиян: «О казнях, повешениях, убийствах, бомбах пишут и говорят теперь, как прежде говорили о погоде. Дети играют в повешение. Почти дети, гимназисты идут с готовностью убить на экспроприации, как прежде шли на охоту. Перебить крупных землевладельцев для того, чтобы завладеть их землями, представляется теперь многим людям самым верным разрешением земельного вопроса».
Ленин пишет в апреле 1914 года: «…страна переживает состояние плохо прикрытой гражданской войны. Правительство не управляет, а воюет» (В.И. Ленин, ПСС, т. 25, стр. 65).
Тот же Михалков (вернемся к нему) запомнился мне еще по выборам 1995 года своими рассуждениями в ходе теледебатов с Зюгановым. Он упрекнул лидера КПРФ за расстрел рабочих Новочеркасска в 1962 году. Может, и справедливо было бы (!), ежели б не тот нюанс, что сам Михалков шел третьим в списке партии Черномырдина, который всего за два года до этого устроил, вместе с ЕБН, массовую бойню (во имя демократии, само собой!) в центре Москвы, которая неизмеримо превзошла Новочеркасскую. Что ж, как и Шульгин, очень по-разному ценит кровь людей мистер Михалков … смотря кто стреляет. Таков моральный облик обвинителей красного террора.
Возвращаясь к предвоенной России 1914 года даже приведенного выше достаточно (а это лишь малая кроха того, что было), чтобы понять, что страна находилась в состоянии крайнего озлобления, готовая взорваться в любую минуту. Такова была «Россия, которую мы потеряли». Вспоминал ли обо всем этом С. Говорухин, обличая в одноименном фильме красный террор и сетуя, что Россию «как птицу подстрелили на самом взлете»? Нет, единственное обвинение (цитируя Солженицына) по отношению к царю – это то, что тот «играл в поддавки с революцией». По его заявлению, характерными словами для царской России были «слава» и «изобилие»! «Вот этим все сказано о тогдашней России», - таковы его слова в фильме, прославляющего, среди прочего и Столыпина. Впрочем, о реформах последнего – в другой статье. Много слов в фильме и о жертвах революционного террора первой русской революции, от которого Столыпин нас «спас», но почему-то не сказано, что это было лишь реакцией на «кровавое воскресенье», начавшееся вполне мирным шествием, на огромные жертвы в ненужной народу войне с Японией и т.д. Непонятно вообще, почему «изобильная» Россия бурлила начиная с конца 50-х годов XIX века, постоянно порождая революционеров всех направлений: народников, эсеров, анархистов, социал-демократов. И сколько бы миллионов уложил в землю «человеколюб» Говорухин, если бы оказавшись на месте русской монархии, не стал «играть в поддавки с революцией»?
Первая мировая война прервала почти начавшуюся революцию. Но патриотический угар прошел быстро, а миллионные жертвы (стоит заметить – не правящего класса!) в бессмысленной для подавляющего большинства и проигрываемой войне довели озлобление до крайности. К этому добавилось и то, что Россия влезла в колоссальную задолженность перед союзниками, финансировавшими ее перевооружения. Буржуазия выражала недовольство неспособностью царизма ни довести войну до победы, ни окончательно задушить революцию. Сколько бы ни изощрялись конспирологи насчет того, что царя скинули на деньги Уолл-стрита или что революцию сделал «немецкий шпион» Ленин, но причина была именно в том, что революция в России созрела и перезрела объективно. Даже в монархических кругах шли разговоры (впрочем, пустые) о дворцовом перевороте.
Но переворот, назревший и перезревший, сделали восставшие рабочие и солдаты. Началось все с забастовок и демонстраций. И разумеется, с расстрелов последних. Шульгин пишет в самом начале Февральской революции: «Николай I повесил пять декабристов, но если Николай II расстреляет 50 000 “февралистов”, то это будет за дешево купленное спасение России» (Шульгин, стр. 195). И дальше: «Надо вздремнуть … Хоть минутку покоя, пока их нет… Их… кого?… Революционного сброда, то есть я хотел сказать – народа… Да, его величества народа… О, как я его ненавижу» (там же, стр. 196). Но солдатам быстро надоело стрелять в безоружную толпу, и они повернули штыки против тех, кто отдавал приказы. Вот тогда (!) и произошли расправы над офицерами.
Никаких «кровавых» планов у «людоеда» (и такой эпитет встречается у буржуазных писак) Ленина не было. Так Шульгин в начале мая 1917 года, на заседании «членов Государственной думы» заявлял: «Мы предпочитаем быть нищими, но нищими в своей стране. Если вы можете нам сохранить эту страну, и спасти ее, раздевайте нас». А вот ответ Ленина: «Не запугивайте, г. Шульгин! Даже когда мы будем у власти, мы вас не “разденем”, а обеспечим вам хорошую одежду и хорошую пищу, на условии работы, вполне вам посильной и привычной!» (В.И. Ленин, ПСС, т. 32, стр. 34).
Но, разумеется, правящий (тогда еще!) класс «раздеваться» не собирался. Его подход можно охарактеризовать словами правого кадета Маклакова, произнесенными на том же заседании: «Россия оказалась недостойной той свободы, которую она завоевала» (там же).
«Свободу завоевала», однако, не абстрактная Россия, а вполне конкретные солдатские и рабочие массы, требовавшие не только реальной свободы, но и мира, и земли, и человеческой жизни. И для того, чтобы не дать всего этого, так желал пулеметов Шульгин со товарищи. Чтобы дать повод для их применения против «недостойного свободы» народа правительство, подталкиваемое к тому же союзниками по Антанте, пошло на провокацию «наступления» на фронте. С треском провалившегося и обернувшегося сдачей немцам Риги. В ответ на массовые демонстрации с требованием передачи всей полноты власти Советам временное правительство открыло этот самый пулеметный огонь, оставив на мостовых около 400 убитых и раненых. В стране закончилось Двоевластие, и гражданская война начала вступать в свою открытую фазу, как и взаимный красно-белый террор. Но «инициативу» здесь прочно продолжали удерживать «белые», знаменосцем которых стал так любезный сердцу Сванидзе и К генерал Корнилов. Нет, врете г. Говорухин, вовсе не большевики «объявили войну своему народу» (слова из вышеуказанного фильма). К тому времени, когда они пришли к власти, война уже шла. Они лишь возглавляли народ в этой войне, пока сами не погибли в ходе сталинского террора, такого же «белого» (см. «Против кого был направлен Большой террор?», в № 16 нашей газеты), как и террор Корниловых-Деникиных-Колчаков.
Часть II (продолжение)