Основание направления развития капитализма в XX веке

    Вернемся к упомянутой цитате из статьи Ленина "Карл Маркс": "Из предыдущего видно,
что неизбежность превращения капиталистического общества в социалистическое Маркс
выводит всецело и исключительно из экономического закона движения современного
общества. Обобществление труда, в тысячах форм идущее вперед все более и более быстро и
проявляющееся за те полвека, которые прошли со смерти Маркса, особенно наглядно в росте
крупного производства, картелей, синдикатов и трестов капиталистов, а равно в гигантском
возрастании размеров и мощи финансового капитала, - вот главная материальная основа
неизбежного наступления социализма" (В.И.Ленина, ПСС, т. 26, стр. 73).
    Неизбежность коммунизма (а Маркс и Ленин, по крайней мере до Октябрьской революции,
не делали различий в употреблении слов "социализм" и "коммунизм" по отношению к будущему
обществу) вытекала у Маркса из обусловленного развитием капитализма роста обобществления
труда. Оно проявлялось в различных формах: 1) во включении в мировой рынок все большего
количества стран в разных концах света и во все большей их экономической
взаимозависимости; 2) в постоянном росте как количества, так и размеров капиталистических
предприятий, увеличении числа рабочих работающих на них, одновременно с качественным
изменением самих предприятий (например, переход от мануфактуры, основанной на разделении
ручного труда, к фабрике, основанной на машинном производстве); 3) в постепенном
включении государства в регулирование капиталистической экономики и т.д. Чем больше
капитализм обобществляет труд (а он не может развиваться не делая этого), тем больше
общество раскалывается на два непримиримых класса, пролетариат и буржуазию, тем более
противостоят их интересы. Данный процесс не может быть бесконечным. Рано или поздно
капитализм исчерпывает свои возможности на пути обобществления труда, хотя бы из за
ограниченности населения Земли. Дальнейший рост производительных сил становится
невозможным. Дальнейший рост обобществления производства (а это необходимое условие
развития производительных сил) может быть обеспечен лишь в результате обобществления
собственности. "Централизация средств производства и обобществление труда достигают
такого пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой.
Она взрывается. Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов
экспроприируют" (К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС, т. 23, стр. 773).
    Данное обоснование перехода человечества к коммунизму является единственным (!) в
марксистской теории. Тем и отличается научный коммунизм от утопического. Никакая партия,
претендующая на коммунистичность, не может, следовательно, обосновать свои программные
политические цели, свою стратегию и тактику, не выяснив предварительно, на каком этапе
"обобществления труда" находится современное капиталистическое общество, на какие
производственные отношения опирается, каким путем эти производственные отношения
выросли из тех, которые были при жизни классиков, и какова тенденция их дальнейшего
развития. Остановимся на этом этапе, ибо лишь после него можно описать историю XX века
как историю борьбы классов, т.е. таких социальных групп, отношения между которыми и
составляют производственные отношения.
    После Маркса такую задачу решал Ленин, дав наиболее цельное по сравнению с
современными ему марксистами описание империализма - монополистической стадии развития
капитализма. Ленин справедливо увидел в монополистическом капитализме (т.е. в
возникновении монополий, финансового капитала, транснациональных корпораций, в
колониальном разделе мира между крупнейшими империалистическими державами)
подтверждение научного предвидения Маркса.
    Другой вопрос, насколько та или иная стадия капитализма действительно близка к
тому, чтобы быть непосредственной предшественницей социализма. Молодые основоположники
научного коммунизма видели коммунистическую революцию в ближайшем будущем. Позже им
пришлось признать преждевременность их надежд. Маркс и Энгельс стояли у самого начала
более или менее зрелого капитализма, когда разделение общества на два противоположных
класса, пролетариат и буржуазию, стало явным, и все дальнейшие развитие
капиталистического способа производства проходило в условиях их непрерывной борьбы.
Тем более замечательным выглядит их предвидение конечного результата этой борьбы.
    Ленин, изучив происшедшие изменения в капиталистическом способе производства,
также сделал вывод о готовности мировой капиталистической системы к переходу к
социализму. Вообще подобные предсказания вещь неблагодарная. Даже если для нас
очевидно, что грядущая смена общественно-экономической формации объективно неизбежна,
никогда нельзя точно предсказать, когда она произойдет, т.е. когда капиталистический
способ производства окончательно себя исчерпает.
    Сторонники капитализма торжествуют по всему миру, что вывод Ленна оказался
неверным. Из этого делается громогласный вывод, что ошибочным является само
предвидение перехода к социализму. Так мол и так, предсказывают ваши классики,
предсказывают, а капитализм знай себепроцветает и не думает умирать.
    Однако торжество поклонников капитализма крайне легкомысленно, преждевременно и
необосновано. Как и не обоснован пессимизм, охвативший многих приверженцев социализма.
Вывод Ленина имел под собой веские основания. Да, капитализм выстоял и даже обеспечил
качественно новый этап своего развития, но за этим фактом не надо забывать другого.
Если Марксов домонополистический капитализм в качестве финала своих противоречий имел
Парижскую Коммуну и экономический кризис 1873-77 годов, крупнейший в XIX веке, то
кризис, охвативший монополистический капитализм в 1914-45 годах, был в полном смысле
слова системным и всеобщим. Мировая система капитализма испытала колоссальное
потрясение и ее существование действительно было под угрозой. Проявлением указанного
кризиса были две мировые войны, диктатура пролетариата на шестой части земного шара и
попытки ее распространения на другие страны, длительный застой в производстве,
особенно в Европе и т.д. Последствия этого кризиса давали о себе знать и в период
нового подъема капитализма в 1945-73 годах в форме распада колониальной системы.
    Капитализм вновь хромает уже более двадцати лет, намекая, что период его
очередного подъема подошел к концу. И если первый период породил Коммуну, а второй -
указанный революционный кризис первой половины века, включивший в себя Октябрьскую
революцию, то что ждет наших обожателей капитализма, когда начнется (не может не
начаться!) кризис, связанный с окончанием нынешнего этапа? Думаю, что указанная
тенденция не должна вызывать у нас пессимизма.
    Последний порожден социалистическими иллюзиями по отношению к СССР, развал
которого в глазах миллионов сторонников социализма ассоциируется с его (социализма)
поражением. Расставаться с иллюзиями - вещь тяжелая, но необходимая. Знаю по
собственному опыту. Но тот же опыт говорит и о том, что когда дорога пройдена до
конца, обнаруживается немало оснований и для более оптимистического взгляда на
будущее. Особенно, когда сравниваешь реальное (!) положение (а не то, какое описано
в наших учебниках) в коммунистическом движении тридцать-сорок лет назад и сейчас.
Надо только иметь мужество глядеть правде в глаза.
    Заблуждение, что социализм переживает временное (10-15 лет) поражение, вызванное
якобы субъективными факторами (ошибки, предательство) у многих проходит. И вместе с
пониманием того, что возврата назад нет, приходит и понимание того, что указанный
процесс не случаен, объективен, а значит царская Россия, Советский Союз и нынешний
СНГ являются этапами развития какого-то единого исторического процесса. И автор этих
строк не видит другого варианта, как представить развитие всего человечества в ХХ
веке как развитие мировой системы капитализма, частью которого и были т.н.
"социалистические страны". Начать, как и было обещано, придется с развития способа
производства, т.е.производительных сил и производственных отношений.

    Как и во времена Маркса, как и при жизни Ленина, так и сейчас постоянный рост
обобществления производства определяет суть развития капитализма. Конкуренция,
ежедневно подталкивающая капиталиста к расширению, концентрации и кооперации
производства, концентрации, во все большей степени, капитала и рабочей силы,
провела буржуазное общество через целый ряд трансформаций. Она заменила мануфактуру
фабрикой, фабриканта сделала монополистом, а монополистический капитализм превратила
государственно-монополистический. Этот процесс, описанный уже Лениным, имел ряд
существенных отличий от тех процессов, которые последовали вследствие всеобщего кризиса
капитализма, начавшегося первой мировой войной, и, особенно, после выхода из него
после 1945 года.
    Обобществление производства, в основном (!), шло следующими путями: 1) путем роста
индивидуальных (!) капиталистических предприятий или их слияния в монополистические
объединения; 2) путем развития внутренней и внешней торговли сырьем или готовыми
изделиями; 3) путем слияния частного банковского капитала с промышленным и образования
финансового капитала; 4) путем ограниченной национализации и государственного
вмешательства, откровенно подчиненных интересам крупнейших представителей частного
бизнеса.
    Однако в XX веке все более выходят на 1-е место другие составляющих данного
процесса. Страны, с опозданием вступившие на путь капиталистического развития, не могли
проходить те же этапы, что и страны Западной Европы и США. Начинающие капиталисты
отстающих государств (в т.ч. и России) не могли на равных конкурировать с
промышленниками Запада. Поэтому частный капитал в России был, по преимуществу,
торговым, а современные промышленные предприятия были, в большинстве своем, либо
иностранными, либо государственными. Для прорыва в своем экономическом развитии таким
странам требовалось гораздо большее вмешательство государства. Нежелание последнего
ущемлять интересы индивидуальных частных собственников тормозило проведение необходимых
преобразований. Вместе с многочисленными феодальными пережитками это было источником
острейших социальных конфликтов.
    Там, где эти конфликты привели к победоносным революциям (Россия, Китай, Куба и
т.д.), огосударствление собственности на средства производства было почти полным. Эти
т.н. "социалистические" страны были, на самом деле, примерами максимально возможного
обобществления производства при капитализме в рамках отдельно взятой страны, т.е. это
были страны государственного капитализма. Толчком к развитию этого процесса была
пролетарская революция в России, который и провел огосударствление экономики прежде,
чем уступил политическую власть бюрократии. В других странах ведущая роль принадлежала
мелкой буржуазии, но при активной поддержке рабочего класса и, что немаловажно, СССР,
в котором тогда уже прочно победил госкапитализм.Именно революционный характер
перехода способствовал тому, что указанное огосударствление достигло такого уровня,
который просто немыслим с точки зрения обычных буржуазных реформ.
    Там же, где революционные выступления масс были задушены (не без помощи
империалистических государств, в первую очередь США), местным властям все равно
пришлось широко применять методы госкапитализма. В сочетании с мощной финансовой
поддержкой США это, порой, давало мощный толчок к развитию экономики. Так было,
например, в Ю.Корее и на Тайване.
    Источником огромных заблуждений была социалистическая ширма, которой прикрывался
правящий класс стран госкапитализма, использование псевдомарксистской идеологии
в качестве средства для оправдания своего господства, что полностью дезориентировало
мировой рабочий класс. Главным аргументом в пользу социалистического характера этих
стран было (и остается) господство в них государственной собственности, которая
однозначно отождествлялась с общественной, с социалистической.
    Этого тождества нет, однако, у классиков марксизма: "Но ни переход в руки
акционерных обществ, ни превращение в государственную собственность не уничтожают
капиталистического характера производительных сил... Современное государство, какова
бы ни была его форма, есть по самой свое сути капиталистическая машина, государство
капиталистов, идеальный совокупный капиталист. Чем больше производительных сил
возьмет оно в свою собственность, тем полнее будет его превращение в совокупного
капиталиста и тем большее число граждан будет оно эксплуатировать. Рабочие останутся
наемными рабочими, пролетариями. Капиталистические отношения не уничтожаются, а,
наоборот, доводятся до крайности, до высшей точки" (К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС, т. 20,
стр. 289-290). Так пишет Энгельс в "Анти-Дюринге".
    Можно, конечно, возразить, что Энгельс, говоря о "современном государстве",
имел в виду государство буржуазное, а российские рабочие создали в октябре 1917 года
государство диктатуры пролетариата, которое изменило (?) классовый характер
государственной собственности. Это единственный сколь-либо серьезный аргумент,
который действительно заслуживает внимания. Что можно на него ответить?
     Во первых, политическая надстройка определяется базисом, а не наоборот:
"Совокупность... производственных отношений составляет экономическую структуру
общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая
надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания.
Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический,
духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот,
их общественное бытие определяет их сознание" (К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС, т. 13, стр.
6-7). Классовая природа государства определяется производственными отношениями "или -
что является только юридическим выражением последних - ...отношениями собственности"
(там же, стр. 7). Если верить Энгельсу, то в результате огосударствления
собственности "капиталистические отношения не уничтожаются, а, наоборот, доводятся
до крайности...". Следовательно, государство, при нынешнем уровне производительных
сил, основанное на государственной собственности, является капиталистическим. При
более низком уровне производительных сил оно, конечно, может быть и феодальным и
рабовладельческим, но это не является темой для данного обсуждения.
    Конечно, в переломный период революции соответствие между базисом и надстройкой
может временно нарушиться, но вступив в противоборство между собой, они обязательно
восстановят (об этом чуть ниже) это соответствие ценой полной победы одного над
другим. Нельзя распространять соотношение между базисом и надстройкой в период
революции на период эволюционного развития общества.
    Во-вторых, рассматриваемый аргумент может быть применен только к России - СССР.
Здесь организованный в Советы рабочий класс непосредственно, опираясь на свое
государство, осуществил национализацию промышленности. Диктатура пролетариата в
Финляндии 1918 г., Венгрии и Баварии 1919 г. была задушена старыми эксплуататорскими
классами.
    Огосударствление собственности в других т.н. "социалистических странах" было
осуществлено, в лучшем случае, при поддержке рабочего класса, но, в любом случае,
ни под его руководством и ни его государством. Регулярные дежурные заявления о
"ведущей роли рабочего класса" ничем не были подтверждены, пролетариат не создал в
этих странах своих классовых организаций. Единственное исключение - Венгрия 1956 г.
Но созданные там Советы были образованы уже после национализации и были направлены
скорее против (!) "коммунистической" власти, чем в ее поддержку. В отсутствие
действительно марксистской партии, эти Советы попали под влияние откровенно
буржуазных сил и были обречены.
    Сам по себе факт, что плановая экономика, основанная на господстве государственной
собственности, возникла и развивалась в странах, где пролетариат никогда (!) не
устанавливал свою власть, уже достаточен для того, чтобы доказать, что плановая
экономика и господство государственной собственности на средства производства не
являются доказательством социалистического (или переходного к ниму) характера
общества. Более того, поскольку современное общество расколото, в основном, на два
главных, непримиримо противостоящих друг другу класса, постольку по своей классовой
природе оно может быть либо буржуазным, либо пролетарским. Словом мы, неизбежно,
вновь приходим к выводу, что так называемые "социалистические страны" являлись (а
Куба, КНДР, а тем более Китай и Вьетнам и являются), на самом деле,
капиталистическими, как и плановая государственная экономика как таковая.
    Каждый несогласный должен будет доказать: либо, что правящим классом в этих
странах являлся (или является) пролетариат, либо, что переход к социализму может
быть осуществлен каким-либо другим классом, т.е., что марксизм ошибался, считая,
что "могильщиком" капитализма может быть лишь рабочий класс, и что переходный период
к коммунизму - это не что иное как "классовая диктатура пролетариата как необходимая
переходная ступень к уничтожению классовых различий вообще!" (К.Маркс, Ф.Энгельс,
ПСС, т. 7, стр. 91).
    Одни и те же производственные отношения не могут служить основой для двух
различных общественно-экономических формаций. Поскольку СССР базировался на тех же
производственных отношениях, что и ряд стран, где пролетариат никогда не захватывал
власть и, следовательно, буржуазных, то и Советский Союз должен иметь ту же
классовую природу, в отличие от Советской России, скажем, 1917-18 годов. Конечно,
классовую природу СССР проще получить не методом аналогий, а непосредственно на
основе анализа существовавших там производственных отношений, основанных на
государственной собственности и господстве наемного труда, когда, говоря словами
Энгельса "капиталистические отношения... доводятся до крайности, до высшей точки".
Но нас сейчас интересует ответ на рассматриваемый контраргумент.
    Итак, в-третьих, когда Россия-СССР был рабочим государством? Более подробно это
будет рассмотрено в следующей главе. Сейчас отметим только, что пролетарский (а,
значит, и социалистический) характер революции заключается только в одном:
политическую власть захватил рабочий класс, организованный в свои самостоятельные
классовые организации - Советы и руководимый своим классовым политическим
авангардом - партией большевиков.
    Поскольку "превращение" средств производства "в государственную собственность
не уничтожает капиталистического характера производительных сил", постольку
социалистический характер революционной (!) России определялся лишь политической
надстройкой, т.е. системой Советов и таким важным, но субъективным (!) фактором как
большевистская партия. Либо пролетарская диктатура дальнейшим революционным
вмешательством должна была изменить систему производственных отношений на
социалистическую (или развивающуюся в направлении социализма), либо базис, носящий
"капиталистический характер" должен был свергнуть диктатуру пролетариата. Произошло
последнее, соответствие между надстройкой и буржуазными производственными
отношениями было восстановлено. И неудивительно. Ведь "юридическая и политическая
надстройка" определяется "совокупностью... производственных отношений". Для того,
чтобы мог реализоваться желательный для нас первый вариант, т.е. для того, чтобы
надстройка (в данном случае диктатура Советов) могла изменить производственные
отношения, производительные силы должны быть настолько развитыми, чтобы они сами
потребовали подобных изменений, т.е. должна сложиться такая ситуация, когда
"производительные силы общества приходят в противоречие с существующими
производственными отношениями, или - что является только юридическим выражением
последних - с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор
развивались" (К.Маркс, Ф.Энгельс, ПСС, т. 13, стр. 7).
    Но в том то и дело, что указанного противоречия после завершения национализации
не было, государственная собственность сама была результатом разрешения
противоречий предыдущего(!) периода. Более того, к концу гражданской войны, из-за
экономической разрухи возникло противоречие обратного порядка, из-за которого
пришлось сделать отступление в пользу тех производственных отношений, которые были
свергнуты революцией, т.е. ввести НЭП. Только к концу 20-х годов страна снова
вернулась ко всеобщему огосударствлению, но уже при отсутствии диктатуры
пролетариата. Потребовалось несколько десятков лет прежде, чем возросшие
производительные силы вступили в противоречие уже и с государственной формой
капиталистической частной собственности, что и стало причиной современного кризиса.
    Отсталость России начала XX века делала невозможным овладение трудящимися
собственностью, отнятой у эксплуататорских классов, т.е. было невозможно
формирование социалистических производственных отношений. Все социалистические
надежды Ленина и его соратников возлагались на международный характер нашей
революции, на то, что пролетариат Запада, свергнув свою буржуазию, поможет русским
рабочим построить социализм: "Русский пролетариат не может одними своими силами
победоносно завершить социалистической революции. Но он может придать русской
революции такой размах, который создаст наилучшие условия для нее, который в
известном смысле (только в "известном смысле"! - Ю.Н.) начнет ее. Он может
облегчить обстановку для вступления в решительные битвы своего главного, самого
верного, самого надежного сотрудника, европейского и американского
социалистического пролетариата" (В.И.Ленин, ПСС, т. 31, стр. 93).
    Словом, у большевиков не было иллюзий на сей счет. И басня насчет "ленинской
теории построения социализма в одной, отдельно взятой стране" (к тому же отсталой)
понадобилась лишь в качестве одного из важных инструментов для уничтожения
мирового коммунистического движения, а в России - диктатуры пролетариата и партии
большевиков.
    Что касается Советов, то их роль стала символической уже к концу гражданской
войны, поскольку остановились заводы, которые были экономической основой
формирующей трудовые коллективы - базовые ячейки организации Советов, поскольку
рабочий класс оказался распылен, а его лучшие представители ушли в армию, в
государственные и партийный органы, поскольку война потребовала концентрации
власти не в руках Советов, а в руках Совнаркома и подчиненных ему структур, как
сейчас бы сказали, "исполнительной вертикали". Но легионы чиновничества,
заполнившего эту вертикаль, имели уже свои интересы, которыми оно уже не
собиралось поступаться.
    Попытки "активизировать" Советы оставались на бумаге, поскольку исходили из
среды бюрократии, которая, объективно, была заинтересована лишь в их полной
ликвидации. Сама же ликвидация (юридическая!) была осуществлена конституцией
1936 г., что порой признает даже такой несгибаемый сталинист как Тюлькин.
Советский принцип выборов депутатов в трудовых коллективах был заменен
парламентским всеобщим, равным голосованием по территориальным округам. То, с
каким спокойствием это было сделано, и с какой уверенностью население продолжало
считать, что живет по-прежнему при "Советской власти", говорит только о том, что
фактическая (!) ликвидация ее была завершена задолго до 1936 года.Замена
бесправных Советов столь же бесправным парламентом, к тому же получивший название
Верховный Совет, при чисто формальном голосовании за единственного, чаще всего
назначенного кандидата, действительно ничего не меняла в повседневной жизни. Зато
она подводила окончательную черту под Советами, как классовыми органами власти
рабочего класса. Отныне бюрократия могла не опасаться активизации Советов по
инициативе рабочих, а присвоив новым органам власти (пусть и фиктивной),
буржуазным по сути, имя власти пролетарской, она на долгие десятилетия
дезориентировала рабочий класс, который и доныне, в своем большинстве не имеет
понятия, что такое Советы. И глубоко символично, что "всенародное обсуждение"
сталинской конституции проходило под аккомпанемент первого показательного
процесса, положившего начало тотальному вырезанию партии большевиков.
    Юридическая ликвидация Советской власти и истребление "ленинской гвардии" были
лишь констатацией факта полной ликвидации каких-либо пролетарских черт в
"юридической и политической надстройке" в СССР. Словом, того государства, которое
могло бы изменить капиталистический характер госсобственности, к указанному сроку
не было и в помине.
    В-четвертых, даже сосредоточение собственности в руках рабочего (!)
государства, еще не делает ее социалистической. Рассматриваемая цитата Энгельса
продолжается следующими словами: "Но на высшей точке следует переворот.
Государственная собственность на производительные силы не разрешает конфликта, но
она содержит в себе формальное средство, возможность его разрешения" (К.Маркс,
Ф.Энгельс, ПСС, т. 20, стр.290). Для того, чтобы "возможность разрешения" стала
реальностью, не государство, а общество (!), по мнению классиков должно забирать
себе функции управления экономикой. Отдельные кооперативы, при сохранении
собственности в руках государства, берут на себя управление сначала на своих
предприятиях, затем взаимодействуя и кооперируясь между собой, и всей экономикой,
вытесняя (!) государство, а не усиливая его. "Первый акт, в котором государство
выступает действительно как представитель всего общества - взятие во владение
средств производства от имени общества, - является в то же время последним
самостоятельным актом его как государства. Вмешательство государственной власти
в общественные отношения становится тогда в одной области за другой излишним и само
собой засыпает" (там же, стр. 292).
    Исторический опыт госкапитализма, по моему мнению, требует определенного
пересмотра и уточнения вопроса о необходимости превращения всех (!) основных
средств производства "прежде всего в государственную собственность" (там же,
стр.291). Это, конечно, вопрос другой главы, но и в неизменном с точки зрения
классиков виде процесс, происходивший в СССР, имел абсолютно противоположную
направленность. "Вмешательство государственной власти в общественные отношения"
не только не "засыпало", но и стало всеобщим, блокируя, в интересах бюрократии,
всякую возможность овладения обществом средствами производства. Т.е. бюрократия
использовала все имеющиеся у нее средства, чтобы сохранить такие производственные
отношения, при которых, говоря словами Энгельса "капиталистические отношения не
уничтожаются, а, наоборот, доводятся до крайности, до высшей точки".
    Можно, конечно, сослаться на то, что капиталистическое окружение, мягко говоря,
не способствует отмиранию государства. Но, с учетом сказанного выше, этот аргумент
может сыграть лишь роль солидных размеров гвоздя в гроб теории "построения социализма
в одной отдельно взятой стране".
    Короче говоря, нам приходится констатировать полную несостоятельность любых
попыток представить государственную собственность в так называемых "социалистических"
странах как некапиталистическую, также, как и любых попыток представить
некапиталистическими сами эти государства.
    Государственный капитализм в ХХ веке - это объективный результат развития
мировой капиталистической экономики, ответ второго эшелона капиталистических
государств на невозможность бороться на равных с развитыми странами классическим
способом, т.е. руками индивидуальных капиталистов.
    Как внутренние (обусловленные интересами правящей бюрократии), так и, в еще
большей степени, внешние причины приводили к резкому ограничению включения этих стран
в единый мировой рынок, в международное разделение труда. Это серьезно подрывало
возможности их экономического развития. Но в первые десятилетия, т.е. где-то до 70-х
годов данный недостаток с лихвой перекрывался громадной концентрацией финансовых и
материальных ресурсов в руках государства. И до тех пор, пока он "перекрывался",
госкапиталистические страны могли обеспечивать себе более высокие темпы развития
экономики и все те социальные завоевания, которые они имели. Но как только это
"перекрытие" себя исчерпало, как только обобществление собственности в рамках
госкапитализма выработало свой исторический ресурс и стало препятствовать дальнейшему
росту обобществления производства как вширь (за пределы государственных границ), так
и вглубь (за счет включения в реальное управление экономикой более широких слоев
населения, что противоречило интересам бюрократии), так отрицательное влияние
выключенности из мирового рынка стало преобладающим. Началось технологическое
отставание этих стран, начала расти социальная напряженность в них.
    Новые экономические процессы, охватившие мировую капиталистическую систему
разорвали и экономику (и не только), основную на монополии государственной
собственности.

                                       III

    Системный кризис первой половины ХХ века существенно изменил и страны
классического капитализма. Мировые войны, великая депрессия 1929-33гг. и новый кризис
1937-38 гг., прерванный лишь войной и связанной с нею гонкой вооружений, так же, как
и ожесточенная борьба рабочего класса и необходимость экономического, военного и
идеологического соперничества с "социалистическим лагерем", пусть не сразу, но
заставили пойти на самое широкое участие государства в управлении экономикой.
Национализация, государственное регулирование, социальное обеспечение - вот его
основные составляющие.
    Как показали последующие десятилетия, эти составляющие вывели капитализм на такой
новый уровень обобществления производства, который обеспечил качественно новый этап
восходящего развития капитализма. На несколько десятилетий основные центры мирового
капитализма получили достаточно стабильный экономический рост, благоприятную для
капитала внутриполитическую обстановку при полном господстве буржуазной идеологии над
рабочим классом, не в последнюю очередь посредством бывших марксистских, т.е.
социал-демократических и "коммунистических" партий, ушедших далеко вправо. Этот этап
был также обусловлен и соответствующими научными и техническими достижениями, которые
в большом количестве были накоплены в предыдущие десятилетия, но не находили, из-за
общего кризисного состояния общества, достаточного применения, кроме, разве что, в
производстве вооружений и связанных с ним отраслях.
    Процессы, охватившие, в связи с этим, практически все области науки и техники,
получили название научно-технической революции. Информационные, ядерные, космические
и иные технологии кардинально изменили производительные силы и сам облик всей
человеческой цивилизации.
    Современный транспорт и связь настолько сблизили, в прямом и переносном смысле,
различные страны и континенты, что это привело к качественным изменениям в
общественной и экономической жизни всей капиталистической системы. Сотни миллионов
людей могут перемещаться в разные концы земного шара, не говоря уж о возможности их
скорой и качественной связи между собой. Главные изменения произошли в промышленности.
Транспортные перевозки не только сократились по времени, но и стали столь массовыми,
что их доля в общей стоимости продукта значительно снизилась. В результате, наряду с
перевозками сырья и готовых товаров, значительную роль стали играть такие перевозки,
которые раньше практиковались, как правило, внутри одной страны. Комплектующие для
того или иного вида машин или оборудования, производимого на том или ином предприятии,
поступают со всех концом света. Ряд развивающихся стран, где к тому же добавляется
фактор дешевой рабочей силы, становятся огромными сборочными цехами для монополий
развитых стран. Но свой совершенный законченный вид все это получает в кооперации
крупнейших корпораций Западной Европы, Японии и Северной Америки.
    Данному процессу способствует и увеличение сложности как самих машин и
оборудования, так и их составных частей и растущее разделение труда и специализация
отдельных предприятий, которая позволяет концентрировать  силы и средства на
определенных видах продукции с тем, чтобы выстоять в конкурентной борьбе. Для
производителя готовой продукции это создает возможность выбирать себе комплектующие
материалы по всему земному шару с тем, чтобы выбрать наиболее качественные, и
обеспечить максимальную конкурентоспособность самой готовой продукции.
    Короче говоря, мировая экономика начинает работать как экономика одного
государства. Этот процесс получил название глобализации производства. Так же, как
внутренние таможни в период формирования национальных рынков, так, отныне, и
национальные границы отдельных государств становятся тормозом развития мировой
экономики и постоянным источником межимпериалистических противоречий.
    Развитие информационных технологий, информационных сетей, захватывающих одну
страну за другой, вместе с развитием средств связи создает возможность извлечь, или
передать в любой уголок Земли, любую доступную научную, техническую, политическую и
т.д. информацию, причем практически мгновенно и в любом количестве. Для процесса
глобализации экономики это имеет не меньшее значение, чем указанные изменения в
области транспорта.
    Этот процесс, как уже было сказано, был обусловлен изменениями в
капиталистических странах в плане возрастания обобществления производства и НТР. Но
и сама по себе глобализация мировой экономики - это, с одной стороны, показатель
дальнейшего роста этого обобществления во всемирном масштабе, а с другой - новый
источник развития производительных сил, позволяющий решать немыслимые ранее научные
и технические задачи. Несмотря даже на те кризисные явления, которые все чаще
проявляются в экономике всей системы капитализма. Глобализация экономики не только
явно демонстрирует неизбежность превращения комплекса национальных экономик в
единую, мировую, без таможенных и национальных границ, но и намечает пути
(посредством информационных технологий) превращения этой экономики в единую мировую
фабрику. На историческом горизонте начинают вырисовываться границы максимального,
теоретически возможного обобществления производства в рамках капитализма.
    Страны, выключенные из этого процесса, а это, в первую очередь, и были
"социалистические" страны, начинают все больше отставать в области современных
технологий. Попытки руководства этих государств, сохраняя прежнюю систему, все-таки
усилить свое участие в международном разделении труда наталкивались, с одной
стороны, на сопротивление бюрократических партийно-государственных структур,
привыкших держать все под своим контролем, а с другой - на все усиливающееся
давление Запада, стремящегося проникнуть на прежде запретные рынки и поэтому
настойчиво требующего все большей либерализации государственно-капиталистической
экономики. Это давление особенно усиливается, когда во главе США становится Рональд
Рейган, вновь объявивший "крестовый поход против коммунизма". Гонка вооружений,
дальнейшее втягивание Советского Союза в войну в Афганистане и, одновременно,
проводимая США политика снижения мировых цен на нефть, основной источник валютных
поступлений для советской экономики,подрывали возможности модернизции экономики СССР
и его союзников.
    В то же время нарастают внутренние толчки, растет социальная напряженность,
бюрократия раскалывается и не может уже в полной мере противостоять росту
оппозиционных настроений. Экономика приблизилась к исчерпанию своих внутренних
возможностей, обусловленных тем уровнем обобществления экономики, который был
достигнут в 30-е годы (с учетом Хрущевских и Косыгинских реформ). Дальнейшее
развитие требовало дальнейшего обобществления за счет расширения участия трудящихся
в экономике, а, следовательно, и в политике. Но это не устраивает бюрократию. Она
может согласиться только на рост капиталистического (!) обобществления. Она идет
навстречу требованиям мирового капитала с тем, чтобы материализовать свои властные
полномочия в собственность.
    Дальнейший процесс приобретает лавинообразный характер. При посредничестве и
непосредственном участии бюрократии (вчерашнего руководителя "строительства
коммунизма") и местной мафии мировой рынок буквально разрывает на части
государственную экономику, включая те или иные предприятия в мировое разделение
труда. Делается это, естественно, на условиях западного капитала, что оборачивается
тяжелейшим ударом по экономике и уровню жизни, фактической остановкой значительной
части промышленных предприятий. "Социалистические страны", особенно бывшие
республики СССР включаются в процесс глобализации производства в полузависимом
состоянии, что не должно закрывать нам глаза на объективный характер указанного
процесса.
    Новоявленные русские капиталисты укрепляют свои позиции и, несмотря на глубокую
благодарность Западу за помощь в учиненном грабеже, они постепенно начинают
подумывать об отстаивании "национальных" (т.е. своих собственных) интересов на
мировом рынке. Для восстановления конкурентоспособности экономики у них есть лишь
один козырь - доведенная до крайней дешевизны рабочая сила. Думаю, мы еще поживем в
обществе, где нас будут призывать затянуть пояса во имя "спасения отечества". Не
исключено, что для этой цели используют и соответствующих "коммунистов" или фашистов,
в зависимости от обстановки.
    Робкие попытки отдельных отрядов бюрократии (ГКЧП, например) противостоять
грабительским "реформам" (точнее, придать этому процессу более умеренный характер,
ибо никто, в т.ч. члены ГКЧП не были принципиальными (!) противниками происходящих
преобразований) были беспощадно сметены. Этому в немалой степени способствовала
"социалистическая" вывеска, которую сталинисты нацепили на Советский Союз и союзные
ему страны. Требуя от бюрократии расширения свих прав и свобод, трудящиеся считали
(и таких в 1991 г. было большинство), что бюрократия - это и есть коммунисты, это и
есть социализм. Отождествив свою борьбу с бюрократией с борьбой против социализма,
они, фактически, оказались под влиянием ее радикального, прозападного крыла и сами
подталкивали ее к осуществлению описанного выше переворота.
    Преступление сталинизма проявилось, наконец, во всей своей красе.Рабочий класс,
оставшись без своей классовой марксистской партии (уничтоженной сталинизмом) оказался
в тисках между двумя отрядами капитализма, между двумя формами буржуазной идеологии и
политики, оказался политически парализованным. Без восстановления такой партии, без
соответствующего переобучения ею рабочего класса, последний из этого паралича не
выйдет, а вспышки его забастовочной борьбы будут использованы той или иной фракцией
капитала. Такое восстановление, однако, невозможно без выяснения буржуазной природы
того политического и экономического строя, который господствовал в СССР в 20-80-е
годы нашего столетия.

25.11.97 г.