Назаренко Юрий

Испанская революция и предательство сталинизма

(продолжение)

предыдущая
глава

Часть 1
(продолжение)

Коммунистическая партия Испании

   Катализатором образования Коммунистической партии Испании, безусловно, была большевистская революция, ее воздействие на умы революционеров всех направлений. У некоторых даже возродилась надежда, что под эгидой большевизма можно будет преодолеть раскол между марксистами и анархистами. Впрочем, если иметь ввиду революционное крыло тех и других, то такое, отчасти, и произошло. Коммунистические партии порой образовывались путем слияния отдельных леворадикальных, анархистских и полуанархистских групп с революционными фракциями социалистов или социал-демократов, порвавших со своими партиями. Так, например, было в Германии.

     В Испании три политических течения стояли у истоков коммунистической партии. В декабре 1919г., на съезде Федерации социалистической молодежи (ФСМ), было принято предложение ее мадридской организации о немедленном вступлении в Коммунистический Интернационал. В марте 1920г. национальный комитет ФСМ на своем очередном заседании вынес решение о преобразовании Федерации в Коммунистическую партию. Наконец, 15 апреля 1920г. состоялся съезд ФСМ, который рассматривал один-единственный вопрос: “О необходимости преобразования организации социалистической молодежи Мадрида в коммунистическую партию”.¹ На съезде было официально объявлено о создании ИКП – Испанской Коммунистической партии (Partido Comunista Espanol), возглавленной Хуаном Андраде и Луисом Портелой.

    Весной следующего года (13 апреля) активисты социалистической партии, лидеры terceristas (сторонников присоединения к Коминтерну), среди которых были Перес Солис, Ангиано, Ламонеда, основатели УГТ Мора и Гарсия Кехидо и некоторые другие, порывают с ИСРП и создают Коммунистическую рабочую партию Испании (Partido Comunista Obrero de Espana). В ее рядах находилась и молодая Долорес Ибаррури, будущая Пассионария. Два года спустя Гарсия Кехидо, Ангиано и Ламонеда вернутся к социалистам.

   Таким образом, летом 1921г. на III Конгрессе Коминтерна присутствовали две испанские делегации. По окончании конгресса Исполком Коминтерна предложил создать в Испании единую компартию. В итоге, 7 ноября 1921г. две компартии социалистического происхождения, при посредничестве нескольких делегатов Коминтерна, слились в одну организацию, Коммунистическую партию Испании (КПИ). В числе этих делегатов были: индийский коммунист Рой, известный революционер Бородин, итальянец Антонио Грасьядей и один из создателей компартии Швейцарии Жюль Юмбер-Дро. В 1922 г. численность партии составила около 5000 человек².

    Среди испанских коммунистов первого часа следует также упомянуть Хулиана Горкина (урожденного Хулиана Гомеса). Сын неграмотного плотника республиканских убеждений, он рано вступает в ряды социалистов, а в 1921 г. создает организацию коммунистической партии в Валенсии. Несколько позже он переезжает во Францию, где переходит на нелегальное положение с тем, чтобы отдать все силы делу Коминтерна до тех пор, пока сталинизация последнего не заставит Горкина порвать с компартией.

    В состав первого ЦК вошли: бывший социалист Сесар Р. Гонсалес (генеральный секретарь); Хуан Андраде, бывший радикал, затем социалист, а в будущем – один из руководителей ПОУМа (главный редактор первого коммунистического издания “La Antorcha” – “Факел”); Эваристо Хиль, также бывший социалист; представители движения молодых социалистов Хоакин Рамос, Хосе Баэна, Луис Портела и, наконец, бывший до этого вторым по известности после Иглесиаса социалистом Испании, один из основателей соцпартии и УГТ Антонио Гарсия Кехидо³.

    Едва созданная компартия начала подготовку вооруженного восстания. Активисты на местах заготавливали оружие, ожидая сигнала к выступлению. Но он так и не поступил. Здравый расчет взял верх – условий для победы не было.

     Третье течение, стоявшее у истоков испанского коммунизма, было представлено анархистами. Генеральный секретарь СНТ Андрес Нин, молодой журналист, бывший социалист, возглавивший делегацию испанских анархистов в Москву, был буквально покорен большевистской революцией и решил остаться в России для работы в структурах Коминтерна. Его товарищи Хоакин Маурин и Хиларио Арландис вернулись в Испанию с намерением убедить анархистов перейти на сторону большевиков. Результат был отрицательным.

     СНТ, которое не приняло 21 условие приема в Коминтерн, тем не менее, до лета 1922 г. входила в состав Профинтерна. Авторитет Нина и Маурина немало этому способствовал. Но Нин находился в Москве, а 22 февраля 1922г. был арестован Маурин. В национальном комитете начались колебания. В июне, когда правительство в очередной раз легализовало деятельность профсоюзов, национальная конференция СНТ, созванная в Сарагосе, приняла решение о выходе из Профинтерна. Решающим оказалось недовольство политикой подчинения профсоюзов партии (и Профинтерна – Коминтерну), которую проводил III Интернационал.

     Маурин и его сторонники не согласились с этим решением, поскольку оно исходило не от Конгресса. Нин (оставаясь в Москве), Маурин, Арландис, Ибаньес, Бонет, Давид Рэй и т.д. образовали свою собственную организацию, не порывая, однако, с СНТ. Эта группировка получила название Революционных синдикалистских комитетов. Их поддержали те элементы внутри СНТ, в частности в Каталонии, Астурии и Валенсии, которые поддерживали вступление СНТ в Профинтерн. В конце 1922г. они выпустили первый номер еженедельника "La Batalla", которым руководил Маурин.

   Члены Комитетов пользовались немалым влиянием. Так в Барселоне они руководили тремя крупными профсоюзами: транспортных рабочих, металлургов и текстильщиков. Они надеялись, завоевав доверие трудящихся, захватить руководство СНТ на национальном уровне.

    Комитеты La Batalla сумели привлечь на свою сторону немало ценных работников, но в целом выполнить свою задачу, перетянуть на свою сторону СНТ, не удалось. Внутри СНТ все большую роль играли анархисты в противовес синдикалистам. С установлением диктатуры Примо де Риверы их преобладание усилилось. Когда орган СНТ "Solidaridad Obrera" был закрыт, "La Batalla" выпустила газету "Lucha Obrera", которую предоставила в распоряжение редакции закрытой газеты. Однако анархисты предпочли остаться совсем без легального печатного органа, чем иметь газету, зависимую от коммунистов и вынудили своих товарищей покинуть редакцию "Lucha Obrera", которая исчезла, таким образом, через три недели после своего возникновения. "La Batalla" выходила (с многочисленными белыми полосами – по милости цензуры) до лета 1924г., пока не была запрещена.

    Последней попыткой привлечь членов СНТ в лоно коммунизма была посылка делегации в Москву тем же летом 1924г. В ее состав, помимо Маурина, входили по два представителя руководства профсоюзов металлургов и транспортников. Но Россия 1924г. – это не Россия 1921г. – революция бюрократизировалась. Позже Маурин напишет: “Общее впечатление, произведенное на делегацию, было крайне неприятным. Ни один из четырех рабочих, которые входили в состав делегации, не почувствовали себя привлеченными коммунизмом”.⁴

    Революционные синдикалистские комитеты примкнули тогда к Каталано-Балеарской Коммунистической Федерации, а руководители Комитетов, благодаря своему авторитету в рабочем движении, стали и во главе Федерации.

    Диктатура в Испании того времени была достаточно либеральной. КПИ так и не была запрещена, хотя, чтобы избежать возможных репрессий, руководство партии перебралось в Париж. В Мадриде продолжал выходить еженедельник КПИ, и хотя возле его редакции постоянно дежурили полицейские, он так и не был, несмотря на временные приостановки, закрыт окончательно. До своего запрета летом 1924г. "La Batalla" продолжала издавать книги и брошюры включающие в себя работы большевиков или рассказывающие об СССР.

    В первый период диктатуры КПИ вела достаточно пассивную политику, оправдываясь слабостью и необходимостью приспособиться к ситуации. Этому воспротивились представители "La Batalla". Маурин требовал открытой борьбы против диктатуры и, если потребуют обстоятельства, переходу в подполье. ЦК собрался в Мадриде в ноябре 1924г. Исполком, подвергшийся острой критике, подал в отставку. В новый Исполнительный комитет вошли: Маурин (от Каталонии), Гонсалес Канет (от Валенсии) и Мартин Састре (от северных регионов Испании). Фактическое руководство перешло к Каталано-Балеарской Федерации. Вскоре новое руководство приступило к изданию подпольной газеты "Vanguardia" с резкими нападками на диктатуру. Репрессии не заставили себя ждать. В январе 1925г. новый Исполком был арестован. Маурину, пытавшемуся при задержании бежать, арест едва не стоил жизни.

    Маурин и его товарищи были освобождены только в ноябре 1927г. В это время в Париже проходила Франко-Испанская конференция по Марокко. Испанские коммунисты использовали благоприятный момент для организации компании протеста. Не желая создавать нервозную обстановку во время конференции, испанское правительство уступило. Находясь под постоянным надзором полиции, Маурин вынужден был переехать в Париж, где руководил издательством “Европа – Америка”, распространявшего литературу Коммунистического Интернационала. Здесь он и окунулся, наконец, в атмосферу сталинизированного Коминтерна.

    Как и во многих других европейских странах (во Франции, Италии и т.д.), компартия Испании сформировалась уже на спаде революционной волны. А вскоре внутренние потрясения в России, начавшийся в ней процесс удушения революции во имя интересов выросшей на ее волне бюрократии, ознаменовали начало конца великого революционного движения, начатого Октябрьской революцией. Постоянно меняющаяся политическая конъюнктура, борьба то с “левой”, то с “правой”, то с “объединенной” оппозициями, немедленно отражалась на внутренней жизни других партий III Интернационала. Поскольку руководство РКП(б)-ВКП(б) фактически руководило и входящими в Коминтерн партиями, постольку каждое изменение в руководстве СССР влекло за собой изменение состава руководства прочих компартий. То же самое происходило, когда руководство Коминтерна (т.е. опять-таки руководство ВКП(б)) меняло установки относительно тактики рабочего движения за рубежом. При этом старое руководство компартий играло роль козла отпущения за провалы в политике, навязанной им Москвой. Эти постоянные смены курса и руководства деморализовали к концу 20-х гг. руководство зарубежных партий, которые, в своем большинстве (за исключением, разве что, Германии) значительно потеряли в своей численности. Многие покинули и КПИ. Кто-то вернулся к социалистам, кто-то отошел от политики в силу репрессий диктатуры, а кто-то взялся за создание организации, которая сохранила бы свой революционный коммунистический характер. Численность партии в годы диктатуры, как правило, составляла не более тысячи человек. Так она потеряла около трети своей численности после того, как ее покинули организации в Каталонии и на Балеарских островах, которые во главе с Маурином и Бонетом составили основу левой коммунистической оппозиции в Испании. Но и в эти годы КПИ получала порой неплохое подкрепление, чаще всего, благодаря перешедшим в ее ряды анархистам. В 1927г. в компартию перешло большинство анархистских руководителей Севильи и Андалузии вообще. Среди них наиболее видное место занимали руководители местного СНТ Хосе Диас и Антонио Михе.

     В первый раз руководство КПИ было назначено Коминтерном в 1925г. после ареста Маурина и его товарищей. Впрочем, это первое назначение прошло еще вполне пристойно. Комиссия, созданная Исполкомом Коминтерна, включала представителей разных стран. От Испании были Хесус Ибаньес, Хулиан Горкин и Маурин (не имея возможности присутствовать, он отправил письмо), кроме того, в качестве одного из представителей секретариата Интернационала присутствовал Андрес Нин. Во главе партии встала “тройка”: Хосе Бульехос, Габриэль Леон Трилья и Адаме.

    Проблемы возникли, когда новое руководство приступило к реализации полученных в Москве директив. По словам Маурина “Бульехос и Трилья, сначала троцкисты, затем, после падения Троцкого, яростные антитроцкисты, передали Коммунистической партии Испании все пороки бюрократического разложения. Для того, чтобы руководить партией, им недоставало самых элементарных политических знаний; но, чувствуя поддержку Коммунистического Интернационала, и, следовательно, будучи уверенными в своих силах, они набросились на задачу “структуризации партии”: исключению замечательных товарищей, которых, может быть, можно было упрекнуть в поддержке ошибочных тезисов, но которые не переставали от этого быть очень ценными борцами; беспощадное дробление Федераций; смещение Комитетов по прихоти этих диктаторов-шавок, опьяненных собственной властью. Короче говоря, партия была “большевизирована””.⁵

      Свержение диктатуры КПИ встретила в весьма плачевном состоянии. Оценки ее численности в 1931г. в различных источниках значительно различаются. От 120 (оценка Коминтерна по данным журнала “Коммунистический Интернационал” за 15 марта 1934г.) до 3000 тысяч человек по словам Хосе Бульехоса, генерального секретаря партии до середины 1932г. На VII Конгрессе Коминтерна фигурировала численность в 800 человек для 1931г.⁶ Впрочем, эти грустные числа еще можно списать на диктатуру. Но плачевным было и ее морально-политическое состояние, вызванное колебаниями политики руководства Интернационала, требовавшего беспрекословного подчинения. Непослушание, однако, еще случалось.

     В январе 1927г. Коминтерн принял резолюцию, обязывающую КПИ участвовать в Национальной Консультативной Ассамблее, предложенной Примо де Риверой. Члены этой Ассамблеи назначались непосредственно диктатором, она не имела никаких прав и была явной пародией на парламент, но … в этот момент СССР вел переговоры о заключении важного контракта по поставке Испании нефти.

    Руководство Коминтерна аргументировало свою позицию тем, что ситуация в Испании, якобы, далека от революционной, и что нужно использовать Ассамблею в качестве “отправной точки” для развертывания массовой пропагандистской и организационной работы. И это в то время, когда диктатура теряла почву под ногами и пыталась использовать идею Ассамблеи в качестве маневра для того, чтобы эту почву обрести. И участие в этом испанском варианте “булыгинской думы”⁷ оправдывалось ссылками на опыт и традиции большевизма! Маурин вполне резонно назвал резолюцию Коминтерна “явным доказательством его полного непонимания … существа испанской политики”⁸. И вообще, это был период Англо-Русского комитета⁹ и дружбы с Чан Кайши¹⁰.

     Такая позиция Коминтерна внесла дезориентацию в ряды испанских коммунистов и положила начало расколу в КПИ. Наибольшее сопротивление позиции III Интернационала было оказано в Каталонии. Слово Хоакину Маурину: “В Каталонии бывшая группа "La Batalla", которая подверглась суровым репрессиям и которая считала абсолютно невозможным поставить на ноги коммунистическое движение – первые шаги которого стоили стольких усилий – с подобной тактической ошибкой, частично распалась.

     Некоторые товарищи размышляли следующим образом: “Наши позиции были столь сильны, а наш прогресс столь значителен, что мы остались в стороне от Коммунистического Интернационала и сами наметили себе путь следования. Но с того момента, когда мы примем дисциплину и политику Коминтерна, мы станем чуждыми нашему рабочему движению, оторванными от реальности”. Их довод был верен, Это была правда.

     Именно с этого момента наше ядро раскололось …

    Наша группа считала, что нужно было идти до конца, чтобы избежать раскола коммунистического движения. Мы решили оставаться в партии и в Интернационале с надеждой – очень слабой надеждой, честно говоря, – что Коммунистический Интернационал скорректирует свой курс”.¹¹

     Сопротивление членов партии было столь сильным, что руководство КПИ отказалось следовать указаниям из Москвы. В 1928 г. на партийном съезде в Бискайе представитель Коминтерна, польский коммунист Хенрик Валецкий убеждал делегатов участвовать в Национальной ассамблее, предложенной Примо де Риверой, но съезд отверг это предложение. После этого КПИ провела кампанию против Ассамблеи. Ослушание осталось безнаказанным (впрочем, на III съезде КПИ в 1929г. в Париже, руководящая тройка была заменена, но, по настоянию Москвы, на национальной конференции в Бильбао в марте 1930г., она была возвращена на свои посты), поскольку в этот момент Коминтерн заложил крутой “левый” вираж в своей политике. Компартиям предписывалось руководствоваться тактикой “класс против класса”. Некоммунистические рабочие организации объявлялись большими врагами, чем самые правые буржуазные партии, а партии Социалистического Интернационала вообще именовались “социал-фашистскими”. Любое сотрудничество с рабочими – членами этих организаций оказалось невозможным.

     Однако, несмотря на самый, казалось бы, революционный настрой, падение диктатуры и дальнейшее нарастание классовой борьбы застало Коминтерн врасплох и привело его в состояние полной растерянности. “Ничего не произошло”,- прокомментировал случившееся Бульехос. Мануильский, один из руководителей Интернационала, также назвал испанские события “незначительными”.¹²

   Троцкий, со свойственным ему сарказмом, так об этом пишет: “Как полагается, руководство Коминтерна начало с того, что проглядело испанские события. Мануильский, “вождь” латинских стран, еще совсем недавно объявлял испанские события не заслуживающими внимания. Еще бы! Эти люди провозглашали в 1928 году во Франции канун пролетарского переворота. После того, как они столь долго украшали своей свадебной музыкой похороны, они не могли не встретить свадьбу похоронным маршем. Поступить иначе значило бы для них изменить себе. Когда оказалось, тем не менее, что события в Испании, не предусмотренные календарем “третьего периода”, продолжают развиваться, вожди Коминтерна просто замолчали: это, во всяком случае, осторожнее. Но декабрьские события сделали дальнейшее молчание невозможным”¹³.

     В последнем случае речь идет о республиканском восстании в декабре 1930 г., поддержанным массовой рабочей стачкой. Довольно быстро подавленные правительственными войсками восстание и стачка, тем не менее, явно показали, что в Испании назревают серьезные социально-политические изменения.

     Статья в “Правде” от 17 декабря была первой реакцией Коминтерна на события в Испании. В ней сообщалось, что испанский пролетариат “все быстрее усваивает программу и лозунги испанской компартии” (безудержное бахвальство стало к тому моменту уже нормой поведения сталинского Коминтерна) и что он уже “осознал свою роль гегемона в революции”¹⁴, хотя политически руководство декабрьским восстанием целиком и полностью находилось в руках буржуазных республиканцев, которых рабочий класс поддержал без каких-либо организованных и осознанных претензий на что-либо большее. “Одновременно официальные телеграммы из Парижа повествуют о крестьянских советах в Испании. Известно, что под сталинским руководством советскую систему усваивают и осуществляют, прежде всего, крестьяне (Китай!). Если пролетариат уже “осознал свою роль гегемона”, а крестьяне начали строить советы, то победу испанской революции надо считать обеспеченной, – по крайней мере, до того момента, как мадридские “исполнители” будут обвинены Сталиным и Мануильским в неправильном применении генеральной линии, которая на страницах “Правды” снова выступает перед нами, как генеральное невежество и генеральное легкомыслие”¹⁵, – сарказм Троцкого более чем обоснован. Тем более, он обоснован с точки зрения сегодняшнего дня. Ведь всего через несколько лет, когда классовое противостояние в Испании приблизится к точке своего силового разрешения, “революционеры” сталинского посола “обнаружат”, что час “гегемона” еще не настал, и он должен защищать буржуазную республику. Впрочем, как будет показано дальше, это грядущее “превращение” готовилось уже в дни, когда в рядах Интернационала господствовала ультралевая риторика.

     В 1932 г. руководство Коминтерна в порыве “революционности” заменило руководство КПИ. После начала мятежа генерала Санхурхо члены секретариата ЦК КПИ Бульехос, Астигаррабия и Этельвино Вега составили манифест, который предложил трудящимся лозунг “защиты республики”. В ответ представители Коминтерна напомнили им, что главным врагом являются не монархисты и их союзники (в статье от 17 декабря 1930 г. их власть в лице генерала Беренгера именовалась “фашистской”), а “правительство мясников”¹⁶ Ларго Кабальеро и Асаньи. Бульехос и его соратники дезавуировали заявление коминтерновцев. Некоторое время спустя они отправились в Москву, чтобы обсудить этот вопрос. “Дискуссия” прошла вполне традиционным способом. “Отступники” были исключены из партии, после чего их в течение пяти месяцев не выпускали из СССР. Тем временем при поддержке представителей Москвы было образовано новое руководство КПИ. Оно было очень молодым. Самой старшей в нем стала тридцатисемилетняя (в 1932 г.) Долорес Ибаррури. Новым генеральным секретарем стал Хосе Диас – также 37 лет, Хесусу Эрнандесу – 31 год (он вступил в партию в 14 лет, а в состав Политбюро – в 22 года). Винсенте Урибе, 30 лет, рабочий-металлург, полубаск-полукастилец, был партийным теоретиком и главным редактором “Mundo Obrero”. В состав нового ЦК вошли также Антонио Михе (27 лет) и Педро Мартинес Картон. Единственным членом ЦК, пользовавшимся в то время влиянием и авторитетом вне собственно пределов партии, была Долорес Ибаррури, старый пролетарский боец, талантливый оратор, она будет приговорена к 15 годам тюрьмы после астурийского восстания. Тем самым в испанской компартии завершился период, который пришлось пережить и другим европейским партиям, когда, после неоднократной смены руководства, у руля организаций III Интернационала встали люди, готовые следовать любым, самым головокружительным, политическим пируэтам Москвы. Всего через два года новое руководство КПИ начнет защищать еще недавно ненавидимую республику, причем с позиций куда более правых, чем смененная им команда Бульехоса в 1932 г. Последняя позже была обвинена в сектантстве и тому подобных вещах, навязанных Коминтерном, за недостаточное следование которым она и была наказана.

    В условиях нарастания кризиса партия, выступающая в качестве официального продолжателя большевистского Октября на земле Испании, да еще при солидной материальной и кадровой поддержке СССР и Коминтерна, не могла, конечно, не увеличить многократно свою численность. Накануне франкистского мятежа в ней будет состоять 84 тыс. человек¹⁷. Но как же это недостаточно при таком кризисе, при такой поддержке Коминтерна и при огромном авторитете Октябрьской революции среди испанских трудящихся! На выборах в кортесы в июне 1931 г. коммунисты получили 190 тыс. голосов и ни одного депутатского мандата¹⁸. В ноябре 1933 г. – 200 тыс. голосов избирателей и один депутат¹⁹. Им стал Каэтано Боливар, доктор из Малаги, заслуживший у рабочих своего города репутацию “врача бедных”²⁰. Только в феврале 1936 г., в немалой степени благодаря избирательному блоку в рамках Народного Фронта, КПИ получила, наконец, небольшую фракцию в 17 человек.

    В конце 1933г. коммунисты создают МАОК (MAOC – Milicias Antifascistas Obreras y Campesinas) – Рабоче-крестьянскую антифашистскую милицию, возглавляемую Хуаном Модесто, младшим офицером, бывшим участником марокканской войны.

 

Примечания

1.      «Испания 1918 –1972», Исторический очерк, под ред. И.М. Майского, «Наука», М., 1975, стр. 19.

2.      Hugh Thomas, “La guerre d’Espagne” Édinions Robert Laffont, S.A., Paris, 1985, p. 96.

3.      Там же, стр. 776.

4.      V. Alba “Histoire du POUM. Le marxisme en Espagne (1919 – 1939),”, Édinions Champ Libre, Paris, 1975, p. 22

5.      Там же, стр. 27

6.      Hugh Thomas, стр. 776

7.      “Булыгинская дума”, - названа по имени министра внутренних дел А.Г. Булыгина, которому Николай II поручил составить проект её создания. Царский манифест о её создании был опубликован 6 (19) августа 1905г. в качестве попытки остановить нарастание революции. По проекту Дума не могла принимать законов и имела лишь совещательные функции при царе. Большевики, в отличие от прочих оппозиционных партий, бойкотировали её. Дума так и не была созвана, т.к. октябрьская стачка 1905г. заставила самодержавие отказаться от этого проекта.

8.      V. Alba, стр. 27

9.      Англо-русский комитет, - комитет представителей британских и советских профсоюзов, учрежденный в мае 1925г. Сталин и Бухарин, его главные вдохновители, оправдывали его существование необходимостью давления на британский империализм. На деле он лишь помог провалить всеобщую забастовку в Англии в 1926г. английской профбюрократии, которая использовала свой союз с «Революционной Россией» для того, чтобы иметь, благодаря этому, авторитет среди рабочих масс, сдерживать их наступательный, в перспективе революционный, порыв. После того, как стачка была благополучно провалена, руководство британских профсоюзов вышло в сентябре 1927 г. из комитета.

10.  Дружба с Чан Кайши, -  руководство Коминтерна настаивало на оставлении Компартии Китая в рядах Гоминдана и поддержки его политики ценой отказа от самостоятельных революционных действий рабочего класса и крестьянства. В результате благоприятный момент был упущен. В апреле 1927г. Чан Кайши организовал кровавую резню против коммунистов и революционных рабочих. «Революционер» Чан Кайши был в это время почетным членом Исполкома Коминтерна, руководство которого было занято подавлением Левой Оппозиции лишило его этого членства лишь после того, как в сентябре 1927г. из ИККИ были исключены Троцкий и Зиновьев.

11.  V. Alba, стр. 28

12.  Там же, стр. 29

13.  Л.Д. Троцкий «Испанская революция», «Бюллетень оппозиции», 1931, №19, стр. 9

14.  Там же, стр. 9 – 10

15.  Там же, стр. 10

16.  Hugh Thomas, стр. 98

17.  Роговин В.З. «1937», М., 1996, стр. 311

18.  Hugh Thomas, стр. 98

19.  Там же, стр. 99

20.  P. Broué, E. Temime, “La Révolution et la guerre d’Espagne” Les Éditions de Minuit, Paris, 1995 (1-ère édition: 1961), p. 55    

 

следующая глава